Обложка Глава 1 Глава 2 Глава 3 Глава 4 Глава 5 Глава 6 Глава 7 Глава 8 8/2 8/3 8/4 8/5 8/6 8/7 8/8 Сноски

Книга Северина Глава 8. подглава 7

Глава 8

СПЕЦСЕМИНАР В РИМЕ.
575 ГОД 

подглава 7

А герулы при приближении Теодериха раскололись. Часть осталась на месте, часть с королём Туфой во главе — присоединилась к готам. Но объединённая властью Теодериха сила была не ордой, а союзом племён или частиц племён. Все союзники отсготов сохранили свои обычаи, свою самобытность, своё самоуправление, причём все были сходной с остготами системы организации, и плохо, в чём скоро убедился и Теодерих на практике. 

Не мог Одоакр оставить воинов в Италии без поддержки тех, кто был в Норике, они были нужны ему все. Но и другая была причина к очищению Норика: на месте Ругиланда оказался вакуум силы и туда рвались теперь алеманны и герулы — раньше их сдерживала сила целого народа, который, кстати, сам себя кормил. А воины Одоакра были только воинами. Снабжать их из Италии или полностью кормить за счёт норикцев было фактически невозможно. К тому же оба Норика были открыты удару с востока, так что занимавшие Ругиланд и даже только Прибрежный Норик войска были бы отрезаны, рассечены, зажаты и уничтожены, а оставить их без внимания готы просто не могли. Нельзя было удержать захваченное, даже этой прибыли не получил Одоакр. А убыток оказался огромный: казнь упрямых Февы и Гизо не решила проблемы. Фредерик ведь ушёл, а это значило, что династия Флакцитеидов попрежнему существует в его лице и лице маленького сынишки от жены-готки, свояченицы Теодериха. Исчезни эти двое — был бы Одоакр «королём ругов», ибо часть ругов была у него — в Италии. А так даже эти руги почувствовали себя оскорблёнными — ведь была пролита кровь их народа, а к тому же они знали, что в Италию с Теодерихом идут и их родичи, возглавляемые Фредериком, а Фредерика некогда спас покровитель ругов святой Северин, и это дало отсвет его святости на нынешнего неведомого, но идущего «сюда» Фредерика… Так что в тылу Одоакра не только агенты империи готовили измену кафоликов-италийцев, но неладно стало в его собственном лагере.

Исходя из сказанного выше, Одоакр в 488 году отдал приказ об эвакуации остатков населения Прибрежного Норика, ибо Внутренний был всё же прикрыт от готов землями и зоной влияния дружественных им герулов, сменивших ругов, а от герулов с севера — хребтом Тауэрн. Было ещё время решить — эвакуировать ли и Внутренний Норик. Тогда это так и не потребовалось. Сыграло свою роль и то, что во Внутреннем Норике власть была всё же не у севериновцев, а у епископа, пусть и ставленника Северина, а у него и его подчинённых были свои интересы во-первых, а во-вторых им последний завет Северина был незнаком. Это уж я сам знаю — довелось встречаться уже в готское время с посланцами оттуда, помнившими всю эту историю. А «Житие» я уже читал и очевидцев искал, чтобы дополнить своё понимание всех этих событий. Кстати, пришлось мне как-то в эту провинцию державы Теодериха письмо слать. Знаешь, о чём? Разрешал и настоятельно советовал покупать у алеманнов скот, причём объяснил, чем мясной скот отличается от рабочего. Они там на месте, видишь ли, этого сами решить не могли, и какого быка резать на мясо, а какого в плуг впрягать — я им из Равенны, с высот власти, объяснять был должен. Вот тебе — что такое чиновничий аппарат, а чиновник — всегда чиновник, даже если он в сутане и подчинён епископу, а не светской власти. Учти это... В сорок четвёртой главе — читаю прямо по тексту — сказано в пункте пятом:

«Оноульф же, побуждаемый приказом брата, приказал всем римлянам переселиться в Италию. Тогда все многочисленнейшие жители, выведенные из повседневного варварского правления, познали предсказание святого Северина...» Итак, только теперь стало возможно сказать вслух о завете Северина уходить в Италию. И правильно — зачем людям портить жизнь лишним знанием, если выбор момента ухода зависит не от них? К тому же раньше, в условиях господства ругов, об этом приходилось молчать, а когда пришли воины Одоакра — тоже следовало не нажимать на него и его людей, а всё вести так, чтобы сами додумались, и во имя святого Северина, и ради собственной выгоды. Но тут интересны и следующие строки:

«...Не забывший его поручения наш тогдашний пресвитер святой Луцилл, когда все были принуждены комитом Пиерием к выступлению, предварительно совершив с монахами вечернее псалмопение, приказал вскрыть место погребения. Когда оно было вскрыто, мы все, стоящие вокруг, восприняли благоухание такой сладостности, что простёрлись по земле от чрезмерной радости и удивления. Потом, единодушно считая, что будут найдены разобщённые кости трупа, ибо истекал шестой год со времени его похорон...» — вот оно, упоминание о шести годах между смертью Северина и эвакуацией Норика. Но меня заинтересовало здесь благоухание — его обонял сам Евгиппий, это не выдумка. Значит, тело Северина было заранее подготовлено к превращению в мощи. Это — пример для тебя, как за годы готовить то, что должно помочь друзьям, союзникам или поразить врагов... Ладно уж, дочитаю до конца эту главу, давая коментарии: 

«За это чудо мы принесли безмерную благодарность создателю всего сущего, ибо труп святого, в котором не было никаких благовоний...» Отметь: «в котором»! Ну, а если «вокруг которого»? Если в грунте могилы? На одеждах, на покровах, в древесине гроба?.. Читаю дальше:

«...которого не касалась ничья рука бальзамирующего...» — очень интересно! Бальзамирующие вынимают из трупа всё, что может загнить, разложиться, но Северин десятки раз постился по сорок дней. И уж к заранее указанному дню своей смерти несомненно уже довёл себя до состояния, при котором гнить нечему...

«...остался до самого этого времени невредим, с бородой и волосами.

Итак, после смены полотняных покровов труп был положен в задолго ранее приготовленный гроб...» — который конечно же был заранее пропитан и окурен благовониями... — «...и скоро был увезён в запряжённой лошадьми двуколке, когда с нами двинулись в этот путь все жители провинции, которые, покинув города над берегом Данубия, получили по жребию различные места пребывания в различных областях Италии».

Ну вот, так и было завершено дело, начатое Северином за тридцать пять лет до того дня. И очень вовремя оно завершилось — в Италию вторглись остготы и их союзники, и первое сражение — к северу от Вероны в сентябре 489 года — было Одоакром проиграно. Но Одоакр ещё не считал себя побеждённым. Он и его воины лучше знали местность и потому могли, не ввязываясь вновь в полевое сражение, начать изматывание противника. Не так уж просторна земля Северной Италии, чтобы Теодерих смог на ней сманеврировать и уйти от тревоживших его со всех сторон вражеских отрядов. Повторилась в увеличенном масштабе история борьбы ругов со скамарами...

— Какими скамарами? В «Житии» скамарами названы лишь разбойники, уведшие двух римлян.

— Только вот жили они, эти разбойники, там же, где некие разбойники устроили три засады на короля ругов. Это и есть скамары, прежние хозяева Ругиланда. И вот теперь — в наше время — этим словом называют разноплеменный сброд в балканских провинциях империи. Не воины родов и племён, а просто зародыши орды, о которой я тебе сказал немало... Так вот — воины Одоакра по своей судьбе как раз и были в массе своей скамарами, только им повезло, успели стать ордой на службе у империи, а потому имели теперь общее руководство, но выучка была скамарская, одиночка из их войска был опаснее воина из рода или племени, привычного к приказам старейшин и меньше думающего самостоятельно. Вот они и взялись за остготов по-скамарски. Те затоптались, урон у них рос, добычи не было. И заколебались приставшие к ним именно в расчёте на большую и лёгкую добычу герулы Туфы, которые больше годились для скамарской войны, чем тяжёлая готская конница. Не сыграть ли за себя, не бросить ли остготов? И Туфа первым увёл своих воинов от Теодериха. А потом Фредерик получил весть от неких уже находившихся в Италии варваров. Так с его слов было записано мною, а позже Иорданом, но оба мы не ввели этого в свои истории, хотя и по разным причинам. Всё равно об этом стало известно, но ни мне, ни Иордану об этом писать было нельзя. Как и Евгиппию о том, что мы только что отметили. А сейчас могу сказать: это были руги из войска Одоакра, предложившие Фредерику отделиться от Теодериха со своим народом и воссоединиться с ними, стать самостоятельной силой, которая, возможно, и решит исход схватки двух гигантов... Да, хотя за успех Фредерика было трудно поручиться в такой свалке, но всё же именно в этот — и только в этот! — момент он был возможен. Однако дальше дело внешне пошло вот как. Вместо спокойного выжидания (а Фредерик, мы видели, был очень и очень способен) — он пытается объединиться с Туфой, а когда это оказывается невозможным... Да и не могло быть возможным объединение ругов с герулами, если даже с остготами у них лишь наличие у тех небывалого по своим качествам вождя Теодериха, бывшего к тому же свояком Фредерика, удерживало союзные отношения!.. Так вот — когда это оказалось невозможным — сразу после встречи с герулами это стало ясно — Фредерик ввязался с Туфой в такую войну, что Туфа погиб, уцелевшие от оружия ругов герулы были до последнего уничтожены готами. А вот руги Фредерика, якобы понёсшие слишком большие потери и потому отказавшиеся от самостоятельной роли, вновь присоединились к остготам и ничего им за недавний уход — за предательство! — не воздалось ни сразу, ни после победы. И одоакровы руги как бы растворились в воздухе, а у Фредерика, как я осторожно выяснил впоследствии, воинов осталось не то что меньше, чем было до ухода, а больше стало. Так что Теодерих не потому простил свояка, что тот слишком ослабел и потому был больше не опасен. Наоборот — он стал бы ещё опаснее. И не потому, что бывшие одоакровы руги знали местность и своих недавних коллег, а потому могли быть полезными. Нет, вся эта история очень напоминает инсценировку, поставленную с двумя целями: покончить с вероломным Туфой и втянуть в себя, как в губку вода втягивается, всех одоакровых ругов. Есть и ещё одно сомнение: а не стоял ли за переговорами «своих» ругов с Фредериком сам Одоакр, стремившийся ослабить Теодериха, обмануть попутно Фредерика, но в конце концов обманувшийся сам? Я так и не докопался в своё время до истины, а разводить в моём труде такие вот догадки не мог, не имел права. Ибо моё имя связано с делом — Теодериха, и с моим тоже..

Возможно, что именно появление в войске Теодериха бывших одоакровых ругов и привело к тому, что удалось вынудить Одоакра к полевому сражению, происшедшему 11 августа 490 года на реке Адде близ Медиолана. Одоакр был окончательно разбит панцирной остготской конницей и загнан в неприступные стены Равенны. Там он продержался до 27 февраля 493 года, но за это время перешла под власть Теодериха вся Италия. Ведь он до поры выдавал себя за полководца Восточной кафолической империи и её агенты побуждали кафоликов помогать остготам, хотя те были такими же арианами, как и большинство воинов Одоакра. Но ведь Теодерих был в глазах Италийцев лишь мечом империи, а от меча требуется, чтобы он был достаточно острым и тяжёлым, чтобы он рубил врагов своего хозяина, а не имел собственного выбора. Пока что Теодерих разыгрывал роль такого меча... В конце концов Одоакр начал переговоры: он не видел возможностей победить, но ещё сохранял свою силу и мог поторговаться, зная, что Теодериху нужно извлечь равеннскую занозу как можно скорее. Так и было, ибо только после этого можно было заговорить начистоту с империей, уже начавшей явочным порядком захватывать Италию. Теодерих пошёл навстречу Одоакру, обещая, что они будут совместно править Италией. Мирные переговоры завершились успешно. Ворота Равенны открылись, начались дружеские пиры. И через десять дней на одном таком пиру на Одоакра напали слуги Теодериха. Он ещё не разучился встречать смерть. Безоружный, он раскидал их, как волк щенков, бросился к Теодериху выяснять отношения, а тот встретил его ударом меча поперёк туловища, рассёк надвое и сказал: «Бедняга! У него совсем не было костей!» Что и говорить — некрасиво это было, тем более, что были немедленно перебиты все родственники Одоакра и всё ещё верные ему воины. Но существование племенной организации и орды в одном пространстве было тогда немыслимо. Кто-то из этих двух вождей не мог не погибнуть, а тогда появились бы мстители — как Оптила мстил за Аэция. Вот и пришлось перебить всех возможных мстителей — до последнего...

— Прости, ты сказал: «тогда»?

— Я получил, из третьих, правда, рук, сведения об устройстве новой великой варварской державы в тех местах, где была родина гуннов, воины которой уже дошли до Тавриды. Их называют тюрками, по той орде которая возглавила государство, включившее в себя племена без покушения на их устройство. Они называют эту систему «эль». Похоже, что им удалось сказать новое слово в развитии человеческих общностей. Нам пока что предстоит иметь дело с беглецами от них. Их называют аварами, но кажется, что это не их имя, а имя другого племени, за которое они были приняты. Произошла какая-то путаница, за которой пусть следят и разбираются в ней новые историки — я уже не успею... Пока что авары эти наносят ущерб славянам и империи, но, будучи кочевниками, неминуемо займут в конце концов Паннонию, которая была ядром гуннской державы. Но я опять отвлёкся... Да, в таких случаях только поголовное истребление мстителей или же твоё, виновника гибели их вождя, самоубийство может пресечь будущую великую резню. Теодерих не зажился бы в случае соблюдения этикета в адрес убийцы Ореста и его окружения, убийцы комитов Бракилы и Адариха. Вспомни «Письмо Евгиппия к Пасхазию» — там упомянут духовник Ореста, пресвитер Примений, спасавшийся от Одоакра в Норике, у Северина... Волчьи были времена и в начале дней Одоакра, и в начале дней Теодериха, да вспомни и о том, про кого тебе сказал твой патрон — про твоего предшественника. Он прав, ты можешь дать ему лишь лёгкую смерть и достойные похороны... А в волчьи времена выживают главным образом тигры и леопарды... Теодериха я сравнивал с львёнком, но в деле с Одоакром он скатился до тигра... В этом деле скатился...

Но Теодерих был не тигром, а именно человеком, обречённым носить шкуру зверя и ходить по тропе хищников. Шкура и повадки стали тигриными, — это правда, но ведь он не вернул Италию под власть империи, на что та надеялась. Он предложил ей крепкую дружбу, соглашаясь даже на примат империи в документах, но не на практике. Возникло Остготское королевство, включившее в себя часть Иллирии, Паннонию, Италию, Внутренний Норик и часть Прованса. Среди варварских государств того времени оно имело безусловный авторитет — даже зверь и убийца Хлодвиг, рядом с которым и Аэций показался бы ангелом в белых ризах, признавал безоговорочно авторитет Теодериха. Великий Гот — как его стали тогда называть — очень многому успел научиться в империи и от многого отвратиться намертво. Поэтому вся его жизнь после захвата Италии подчинялась одному — обеспечению мирного сосуществованию остготов с местным населением. Оно ни в чём не было ущемлено материально — остготы получили земли воинов Одоакра, уже выпавшие из италийской собственности. Оно получило возможность самоуправляться; молиться согласно своей догме мог каждый, не только кафолик. Это право получили и монофизиты, и ариане, и несториане, и самаритяне, даже иудеи и манихеи. Однажды была попытка оскорбить иудеев — и была пресечена самым решительным образом, это христианином-то, пусть и арианской догмы! Боюсь, что в душе Теодерих, как и Северин, а о присутствующих умолчу, в Бога не верил, а для него, за спиной которого не было тысячелетия накопления знаний, не унаследовавшего эти знания, это было куда болезненней. Кстати, время таких наследников древних знаний уходит безнадёжно. То, что делаю я, что делают подобные мне — капля в море. А твоя библиотека — переживёт ли тебя? Подумай и прими меры...

Вернусь к Теодериху. Его миролюбие и веротерпимость привели к тому, что в Италию стали стекаться гонимые за свою веру люди со всего Средиземноморья. И люди эти были сильные и деятельные — гораздо проще принять мученический венец, не отойдя ни на шаг от родного очага, чем сорваться в неизвестность. Но ведь и готы с гепидами некогда покинули родную Скандзу тоже не все — среди сорвавшихся с места были самые удалые головы, потому-то они и перевернули всё на своём пути к Понту, сшибли и погнали в неизвестность десятки племён. Теодерих как-то сказал мне, что умышленно принимает именно таких беглецов. От римлян, сказал он, осталась зола. Я, Боэций, иные вроде нас — люди-угли, а не люди-зола, но сколько нас таких было и сколько сейчас есть? А страна без таких «углей» не выживет… И в какой-то степени он был прав: хозяйство страны расцвело, налоги были куда меньше, чем во времена империи, но казна королевства была полна. И главная в том заслуга — новых поселенцев. У них рабов почти не было, но они рвались от натуги, создавая родину для детей под властью мудрого владыки. А я ему помогал, как мог. До поры помогал и Боэций... Но если бы люди верили сами!.. Церковь... Проклятое слово!.. Обязательно им надо лезть в души людские и заражать их грязью своей грызни за власть. А тебе суждено быть в этой клоаке. Северину было куда легче... Да, надо закончить и о Северине. Если основная масса норикцев сразу проследовала в земли меж Римом и Неаполем, то самые мощи Северина на всё время военных действий застряли в крепости Монс Фелетер, уже тогда приобретя известность исцелением многих, с искренней верой шедших за помощью. После окончания войны, с разрешения папы Геласия, но по инициативе некой знатной италийки Барбарии, они были переправлены в ту самую Лукуллову виллу, ныне более известную как Лукулланский замок, где кончил свои короткие дни мальчик Ромул Августул, последний император Римский. Там был сооружён мавзолей-гробница и рядом по сей день существует и монастырь святого Северина. Ты там бывал?

— Всё собирался, да время не слишком подходящее. Так и не побывал.

— А стоит теперь побывать. Эти земли оказались крепким орешком для имперских войск в годы Италийской войны — после первого знакомства с порядочками, которые принесли эти войска. И сейчас для лангобардов, так и не захвативших их. Не без норикских выходцев, не без братства святого Северина. Но вернусь к «Житию». Преемник Луцилла и Марциана Евгиппий написал его в 511 году, и я был очень заинтересован как им, так и приложенными письмами его к Пасхазию и Пасхазия к нему. Для меня это было крайне важно — прочесть о Маккавеях в письме Пасхазия. И так знал о подобных настроениях, а тут... Был у меня разговор с Теодерихом. Он только рукой махнул — «у меня своих таких оголтелых хватает, а ведь это носители воинской доблести народа. Не убивать же их всех — моих и ваших. Будем делать своё дело». Как же мы с ним тогда ошиблись! Плевать им всем было на царство земное, на счастье людей. Помешались на загробной жизни и на верности своей догме, своей крови, своему языку, своим и только своим обычаям. Остготские-то упрямцы помнили своё — как под их копьями и под копытами их коней гибли несчётные тысячи врагов, сколько добычи взяли, а тут портится готская порода от мира...

Но если их недовольство прорвалось уже после его смерти, при Амаласунте, то итоги деятельности Пасхазия и его единомышленников уже при Теодерихе привели к первой трещине, а потом года не проходило без заговоров и бунтов. В конце концов и Боэций не удержался, влез в такой заговор и погиб. И я не имел права — да, не имел! — его спасти. Ибо я служил не Теодериху, а делу, которому служили мы с ним оба. А Боэций на это дело, на жизни мириадов людей, этим делом оберегаемые, замахнулся... Его казнили в 525 году. Он писал свой труд даже в ночь перед казнью... Я помню, каким был тогда Теодерих — он видел, чувствовал, что всё его — и моё! — дело повисает над пропастью, и последние годы жизни уже не надеялся на его успех, на поумнение своих подданных с обеих сторон, просто не мог изменить себе...

И сейчас, когда нету уже ни его державы, ни его народа, я могу уверенно сказать, что он не зря прожил свою жизнь. Остался великий пример человечности как его, так и его преемников, благородных богатырей Тотилы и Тейи, возглавивших уже не почти полностью истреблённых сородичей, а всю Италию, погибшую в уже совсем безнадёжном бою, не отступая ни на шаг. Я не стану говорить об этой войне, о ней лучше рассказал Прокопий Кесарийский, а я уже не имел желания и власти, чтобы ввязываться в эту резню. Я не смог бы соединить свою руку с руками тех, кто оказался бы в числе моих соратников, ибо это их бессмысленная дурь загубила дело Теодериха и моё. Пусть они, хлебнув прелестей подданства святой кафолической империи, бросились потом к Тотиле и Тейе и дрались как истинные герои — их прежняя дурь обошлась слишком дорого, и я проклял всё это поколение. Нынешние тоже прокляты — не мною одним, а Судьбой. И я, желая тебе удачи, давая советы, не верю в неё. Даже если ты умрёшь своей смертью — от тебя останется лишь память, которую постараются затоптать твои же преемники. А тебе ведь придётся о деле своём молчать, и преемникам — новым «серым папам» — ты ничего рассказать не сможешь, как и твой предшественник тебе...

— А если пойти к нему и сказать то, что ты здесь говорил мне и вот ему — он не только писец, поверь! — неужели нет тому спасения?

— Даже если бы сам он был ангелом, он возглавлял великое множество дьяволов. Как и ты будешь возглавлять. Тебе придётся уразуметь за эвклидову, скажем, аксиому, что подавляющее большиство близких к власти людей безнадёжно испорчены, отравлены, заражены. Ты смог бы лишь держать его где-нибудь, используя как камень для заточки мыслей, для рождения истины в спорах с ним. И я думаю, что он нарочно подбросит тебе ложную мысль, чтобы ты свернул себе шею. Ты можешь надеяться только на безусловно своих людей, а рисковать этими своими и ещё даже не начатым делом... Чтобы спасать людей — надо их сначала иметь! Один не выстоишь! А впустишь одного нелюдя — и погибнут все, кого ты успел собрать... Могу назвать лишь несколько лиц, известных мне сейчас. Но сейчас ты должен кое-что ещё услышать. Прежде всего — я обещал помянуть Эрариха. Когда сдался Виттигис, и ромеи вроде бы одолели готов, их сборщики налогов довели всех италийцев до восстания обречённых — лишь бы умереть в бою, а не под палкой сборщика. На какой-то момент возглавил готов и приставших к ним италийцев Ильдибад, был убит из кровной мести каким-то идиотом, и тогда королём выбрали руга Эрариха. Громадина, говорун, но и боец не трусливый. Только вот он, оказавшись во главе всех италийцев, думал лишь о своих ругах. Начал ради них переговоры с Юстинианом, дело раскрылось, его убили... Не смей думать только о «своих»! Ищи их повсюду, но «свои» для тебя должны быть соратниками в борьбе за общее дело. А держись за всех. Тогда настоящие люди станут искать твоё дело, выйдут на «истинно твоих»; среди этих искавших и вышедших и отбирай, оставаясь в тени, настоящих из настоящих, отборнейших. Сам ты, скорее всего, погибнешь. А дело твоё может тогда выжить, продлиться, дождаться иного времени. Очень хочется, чтобы тебе улыбнулось хоть военное счастье... Лангобарды ведь уже выдыхаются. Они были биты всеми своими соседями и стали вдруг так сильны лишь потому, что все сильнейшие вокруг них погибли, а при мёртвом льве и шакал зубаст. Славяне могли бы их стереть в прах, но они пока громят земли империи, или отбиваются от аваров. А Италия после полутора десятилетий резни обезлюдела, а Юстиниан оскорбил Нарзеса, а солдатам жалованья не платили — вот они и кинулись сюда. И, помня судьбу готов, решили вырезать всё живое в Италии, чтобы некому было их предать когда-нибудь. Это вызвало невероятный с первого взгляда союз италийцев-побеждённых с ромейскими солдатами-победителями — как заяц с рысью или волком спасаются от наводнения на плывущем дереве. И то, что на наброшенном на италийскую землю лангобардском плаще оказалось столько прорех, что они уже не могут наложить заплату хоть на одну такую прореху — означает, что возникло какое-то равновесие сил. Это первое... Дальше — их король так щедро раздавал земли своим герцогам, что и сам остался без земли, а значит — без власти. Они подобны сейчас коннице, ворвавшейся во вражеский обоз и забывшей, что идёт бой. Им некогда, они спешились, побросали мечи и каждый обеими руками вцепляется в добычу и в волосы товарища. Помоги им в этом добром деле, и ты окончательно остановишь их натиск. Но удастся ли их уничтожить — не знаю. Зато знаю, что если они исчезнут — в возникшую пустоту придут славяне, авары, франки — эти со времён Италийской войны знают путь сюда. Так что не делай этой глупости. Ищи воинов, которые ели бы из твоих рук, как из рук кормильца, а не «серого папы», которые стали бы твоей личной дружиной. И с ними сумей найти опору среди лангобардов. Им завоевание тоже нелегко далось, многие роды ослабли или вовсе погибли, оставив лишь одиночек-скамаров, это же как раз лангобардское слово... Хотел бы я знать, что с отрезанным Внутренним Нориком, долго ли он продержится... Вдруг и оттуда сможешь получить какую-то помощь — именем Северина, например... Но повторяю — не верю в твою победу. Надеюсь лишь, что хоть что-то сумеешь начать, а кто-то — это «что-то» продолжит. На это — надеюсь...