Когда погибали последние дружинники, защищавшие дом моего друга, беседа которого с Кассиодором мною воспроизведена выше, он был бледен, но спокоен. Он разложил на полу пустой комнаты опасные для его сторонников документы и перебирал их, мгновенно впитывая зрением весь лист сразу. Откладывая одни, другие подавал мне и я погружал их в чан с краской — нарочно для этого была она подобрана и всегда была наготове. Бросал в огонь то, что могло сгореть. Среди отложенного были и эти, ныне переписанные мною листы, хотя часть записанного в те несколько дней, когда Кассиодор вёл с ним доверительные беседы, в том числе и разбор глава за главой «Жития святого Северина» — была уничтожена.
«Это было нужно мне, — коротко сказал он. — А это, что отдаю тебе, сохрани». Там было сверх этих листов ещё немало того, что продолжает жить в людях, пусть немногих, но верных и чистых, которых он успел подобрать, свести друг с другом, разбросать по Италии и снабдить целью и средствами до того, как умер его «патрон» — папа Бенедикт Первый. Кассиодор умер года через два или три — уже не помню — после того разговора. Но прошёл ещё год, и так хорошо и удачно начатое дело было оборвано смертью папы — ему помогли уйти те, кто думал лишь о себе. А мой друг не уберёг своего покровителя, ибо ему пришлось выбирать — кого спасать, его или группу своих людей, попавших из-за слабости перед пытками одного из них в трудное, почти безнадёжное положение. Их — спас, себя же не смог...
Спокойно открыл он тайный ход и толкнул меня туда. Я надеялся, что и он войдёт за мной.
«Не закрою — найдут вход, — сказал он. — Прощай!» Позже я узнал, что он успел поразить насмерть двоих из вломившихся в комнату двуногих зверей и ранить одного. Смерть его была мгновенной. Мне бы такую...