Псковское восстание 1650 года

И действительно, был создан крупный карательный отряд в 4-5 тысяч человек во главе с князьями Трубецким и Пронским. Но тут с крымских рубежей пришли тревожные вести, и оба воеводы были повёрнуты со своими стрельцами на юг. Против Пскова был брошен Хованский, уже больше месяца расправлявшийся с новгородцами. Он казнил посадского Трофима Волка, участвовавшего в аресте датского посланника Краббе, и осудил на смерть ещё пятерых, но не успел казнить. Ещё около трёх сотен новгородцев было брошено в тюрьму. Столь усердное преследование участников восстания не понравилось Никону, полагавшему, что псковичи, глядя на участь Новгорода, будут стоять насмерть. По его совету часть новгородцев была выпущена на поруки, и 19 мая Хованский выступил на Псков. Он отправил в город 12 дворян с требованием открыть ворота, но вернулись лишь двое, да и то через неделю, а остальных псковичи бросили в тюрьму, не дав никакого ответа.

28 мая Хованский встал у Снетогорского монастыря к северу от Пскова, отрезая Псков от Гдова и от Псковского озера (южной части Чудского, соединённой с собственно-Чудским озером проливом-”Узменью”). Уже в этот день псковичи нанесли удар по его обозу и отбили несколько телег, в том числе и шесть телег самого Хованского [Россия и Швеция... стр.377], груженых награбленным в Новгороде имуществом на 1045 рублей — по исчислению самого Хованского. В этот день каратели потеряли троих, на другой день у них двое были ранены и убита лошадь, а 31 мая из Варлаамских ворот в Запсковье вышли многие конные и пешие псковичи и начали большой бой. Хованский их отбил.

Вообще большинство схваток псковичей с войсками Хованского кончались для них плачевно. А ведь Псков был отлично подготовлен за апрель-май к осаде. Была приведена в порядок и пристреляна артиллерия, были розданы людям порох и свинец, были починены стены и возведены “тарасы” (забитые землёй и камнем срубы) против Петровских ворот. Город был ограждён рогатками. В посаде Сольцы (между Псковом и Новгородом) делали колёса для пушек. Демидов объявил набор в солдаты добровольцев и ставил их на “убылые места”, восполняя потери. На стены натаскали камней, чтобы сбрасывать на штурмующих. Но, несмотря на отличное вооружение, большие запасы пороха, свинца и хлеба (по сообщению опочецкого воеводы их было на шесть лет, а уж на два года — во всяком случае), несмотря на отвагу и боевой опыт, псковичи не имели самого главного — способных командиров для ведения правильного боя. Ведь весь командный состав стрелецких приказов, дворяне и дети боярские, даже стрельцы старого приказа, которые могли бы, превосходя по боевому опыту рядовых псковичей, возглавить псковское войско, — все они были либо прямо враждебны восстанию, либо нейтральны, но — опять-таки с примесью враждебности.

В таком же положении оказалась революционная Франция в XVIII веке, когда комиссары республики заставляли королевских генералов сражаться с интервентами, приставляя им пистолет к виску. Но и эта мера оказалась, как известно, недействительной, и немало народу полегло, прежде чем народная армия смогла выдвинуть своих полководцев и создать свою тактику и стратегию — начиная с битвы при Вальми... А псковичам приходилось доверяться псковским дворянам и стрелецким командирам, которые во множестве перебегали к Хованскому, заводя псковичей в засады и ловушки. Ещё в конце мая Демидов предупреждал дворян и стрелецких космандиров: “Увидим, как станете биться, и только станете биться худо и всех де побьём до смерти” [Тихомиров, стр.127] . Тех угроза не испугала и они попрежнему перебегали к Хованскому. Тогда большинство дворян были арестованы. С ними сидели в тюрьме Собакин, Львов и Волконский. В июле Демидов обещал дворянам, что выпустит их, если они поцелуют крест с обещанием “в городе никакие хитрости не учинить”, но встретил решительный отказ.

И всё же, несмотря на все победы, Хованский очень долго не мог даже установить полную блокаду Пскова. Поначалу он перекрыл с севера междуречье Псковы и Великой, поставив ряд острожков. Попытка псковичей 18 июня разорить эти острожки окончилась полным провалом. Потеряв 300 убитых и раненых и 26 человек пленными, псковичи отступили.

Но и в начале июля дорога на Изборск и Печёрский монастырь была в руках псковичей. Отрезанный Хованским Гдов — сильная крепость на Псковском озере — первым из псковских “пригородов” присоединился к Пскову. Гдовские стрельцы посадили воеводу Квашнина с женою и детьми под домашний арест, завалив ворота его двора “колодьем” и поставив стражу. Так он и просидел до конца восстания, а гдовские стрельцы и посадские подготовили крепость к осаде и начали военные действия против дворян от Гдова до Новгорода, сжигая поместья и отбирая хлеб и сено. Затем поднялся Остров к югу от Пскова. В находящейся ещё южнее Опочке воевода Татищев, опираясь на сотню казаков, с большим трудом подавил движение среди трёхсот опочецких стрельцов и весьма немногочисленных в Опочке посадских, возглавляемых Григорием Логиновым и пытавшихся тоже восстать [Россия и Швеция... стр.385] . Воеводе сильно помогла и поповская агитация. Усмирив волнения, Татищев отправил казаков и стрельцов на помощь Хованскому, дав им артиллерию. Двигаясь вдоль Великой, они дошли до восставшего “пригорода” Воронач и взяли его. Затем, ведя непрерывный двухсуточный бой с партизанами-”шишами”, подошли к Острову и в шести верстах от него были островскими повстанцами наголову разбиты, после чего бежали в Опочку, преследуемые до Воронача. Изборск и Печёрский монастырь, прикрывавшие Псков с запада от возможного нашествия шведов, тоже в начале июля присоединились к Пскову. Монастырские служки из Печёр сообщили в Псков о больших запасах пороха, оружия, панцырей и просили в случае надобности прислать за ними. Псковичи не отказались от дружеской помощи и прислали людей за латами и копьями. Зашевелились также служилые люди и за пределами Псковщины — в Сумерском погосте и даже в Олонце за Ладогой, но отдалённость этих мест от центра восстания помогла царским военачальникам удержать в узде своих подчинённых. Гдовские партизаны даже после усмирения Пскова совершали рейды в Сумерскую волость и имели там сторонников, но до открытого восстания там не дошло.

Но ещё большую опасность для Хованского и его отряда, да и для царского правительства вообще, представляли крестьянские восстания. Уже в начале марта крестьяне устраивают охоту за Фёдором Емельяновым, чтобы выдать его псковичам. В мае псковичи уже имеют агентов среди крестьян вплоть до Шелони. Таким был, например, Семён Большак из деревни Зары Дубровенского погоста, сорвавший сбор дворян Шелонской пятины к Хованскому и предупредивший псковичей об измене в городе. Когда Хованский подошёл к Пскову, Гаврила Демидов послал по деревням конников с призывом “дворянские дворы и животы грабить, дворян и их жён и детей побивать и проход по дорогам закрыть”. Уже в первой половине июня Хованский сам был блокирован мужицкими и высланными им на помощь из Пскова стрелецкими партизанскими группами. Когда в конце июля 22 дворянина из Островского уезда отправились к Хованскому, партизаны осадили их в сельце Немове. Через два дня им удалось вырваться и вернуться в Остров, но там уже началось восстание. Дворян арестовали и отправили в Псков.

Когда Хованский отправил отряд головы Петра Елагина против партизан Ново-Усицкой волости близ Пскова, с которыми действовали псковские стрельцы, то после первой удачи — атаки на кабак и разгона гулявших там партизан — каратели неожиданно оказались в пустом пространстве. Когда же они повернули назад, то партизаны и вызванная ими из Пскова подмога устроили засаду. Елагина убили, большинство карателей тоже, а 30 пленных были уведены в Псков. В середине июля по сообщению Хованского в одном лишь Псковском уезде действовало свыше 10 тысяч партизан, а у самого Хованского не было и 5 тысяч человек. Но крестьяне взялись за оружие не только в Псковском уезде. Дворянские усадьбы пылали и под Порховом, и под Новгородом. Дворяне боялись за оставленные семейства и либо отпрашивались из полка Хованского, либо бежали без разрешения. Но если в Порховском уезде, Шелонской и Водской пятинах и Лужском уезде крестьяне в основном занимались разорением дворянских имений, то в Псковском уезде, на территории между Вороначем, Печёрским монастырём, Гдовом и рекой Шелонью они вели форменную войну против царских войск, так что Хованский вынужден был подавать в Москву целые росписи побитых и пораненных партизанами дворян, ехавших под Псков на государеву службу или из-под Пскова домой — спасать семейства. С этими росписями и прочей почтой, с продовольственными обозами приходилось посылать сильное сопровождение, иначе и почта, и продовольствие оказывались у партизан.

Итак, хотя Хованский стоял под стенами Пскова, движение только приняло больший размах и достигло в той или иной степени Великих Лук, Опочки, Новгорода, Олонца. Хованский сам оказался в осаде и слёзно просил о помощи. Но послать ему её в этот момент не могли, а потому советовали действовать через сторонников царского правительства в Пскове. Он и сам действовал в этом направлении. Кроме того ему большую помощь оказал Ордин-Нащокин, весьма успешно уговаривавший крестьян во многих деревнях не приставать к партизанам и поддерживавший связь со сторонниками царского правительства в самом Пскове. В городе же не прекращалась внутренняя борьба. В само начале июня ряд стрельцов старого приказа, казаков и посадских хотели открыть Хованскому ворота, но Гаврила Демидов, извещённый Семёном Большаком, сумел предотвратить измену и двое стрельцов старого (Полоницкого или Чалеева) приказа были убиты. Тогда же, в июне, царская грамота предлагает Хованскому пообещать Гавриле Демидову царскую милость и склонить его к предательству. Демидов не изменил делу восстания, но происки Хованского и Ордин-Нащокина привели к тому, что внутренняя “контра” зашевелилась и начала готовить переворот. Её агенты проникли даже во всегородную избу: начальник канцелярии подъячий Захар Осипов, тайно снабжавший Хованского продовольствием из городских запасов подъячий Григорий Артамонов и бывший с самого начала до 5 июля одним из самых ближайших к Демидову людей Ульян Фадеев.

12 июля псковичи всей своей силой с полковыми и затинными пищалями совершили вылазку, чтобы уничтожить острожек в Завеличьи и затем ударить по Снетной горе, где были обозы и тылы карателей. Стоявшие во главе псковичей изменники-дворяне завлекли отважно сражавшихся повстанцев в окружение между острожком и рекой Великой. Преследуемые по пятам повстанцы с трудом прорвались к наплавному мосту у Власьевских ворот, причём Хованский даже захватил предмостные укрепления и сжёг часть посада. Потери псковичей превысили 300 человек. 40 были взяты в плен. Из них 30 умерли от ран, а 10 выживших были подвергнуты допросу с пыткой. Кроме того каратели захватили пушки и знамёна. Во время боя погиб стрелец Максим Яга — один из наиболее отважных партизанских вожаков [Хрестоматия по истории СССР. XVI - XVII век. М. 1962. стр.444 - 445] .

Всем в Пскове было ясно — кто виноват в поражении. Поэтому на другой день 10 дворян были казнены и в Пскове установился режим террора. Правительство Гаврилы Демидова подвергало заподозренных в измене пытке огнём, встряскам на дыбе и битью кнутом. Некоторых подводили к плахе, но потом опять сажали в тюрьму. Террор коснулся не только дворян, но и “лучших” посадских. Тогда же был отстранён от управления Троицким домом архиепископ Макарий, а всё имущество Троицкого дома было объявлено “нужным городу”. Именно в это время у Гаврилы Демидова возникла мысль обратиться за помощью в Польшу и Литву. В это время в городе ходили слухи, что царь от бояр бежал в Польшу, что король его поддерживает и хочет прислать войско на помощь псковичам, что скоро и сам царь будет вместе с казаками донскими и запорожскими. Эти слухи были не совсем беспочвенными. В Литве в это время находился самозванец Тимошка Анкудинов, выдававший себя за сына Василия Шуйского. Весьма возможно, что замыслы польского правительства с помощью очередного самозванца поднять в Русском государстве смуту и тем предотвратить выступление Москвы на стороне Хмельницкого совпали с замыслами Гаврилы Демидова, который в ожесточении борьбы, к тому же зная истинную цену Алексею Михайловичу, хотел использовать любую возможность для победы над Хованским и для этого поддерживал слухи о возможной литовской помощи и о бегстве Алексея Михайловича в Литву. К тому же Речь Посполита была враждебна Швеции, а именно слово “швед” было в ту пору в Пскове равноценно понятию “враг”. Однако Демидов не получил в этом замысле поддержки псковичей — слишком велико было недоверие ко всякому иноземцу, чтобы согласиться на литовскую помощь. Псковичи хорошо помнили, как помогавший в Смутное время Скопину-Шуйскому шведский отряд изменил русским союзникам и напал на них. А польско-литовские войска были памятны псковичам с Ливонской войны. Нет, нельзя пускать на русскую землю никаких иноземцев ни под каким видом...

А в Москве в это время происходила борьба партии Морозова, стоявшей за вооружённую расправу с восставшими псковичами, и партии патриарха Иосифа, бояр Никиты Ивановича Романова и Якова Куденетовича Черкасского, предлагавших покончить дело миром. Конечно, эта партия не была сторонницей или защитницей псковичей, но хотела использовать неудачи правительства Морозова в борьбе с Псковом для захвата исполнительной власти в стране. У оппозиции были основания для столь решительного наступления на всесильного Морозова. Чем дольше стоял Хованский под стенами Пскова, тем ярче выявлялось банкротство жёсткой политики Морозова. Уже то, что каратели несли потери и не могли рассчитывать на скорую победу, было прискорбно. Но ещё важнее было то, что снова появились признаки скорого восстания в Москве, Орле, Курске, Переяславле Рязанском и ряде других пунктов.

Поэтому заседание Земского собора 4 июля 1650 года постановило послать к псковичам делегацию во главе с коломенским епископом Рафаилом, а с ним ещё духовных чинов, стольника, стряпчего, дворян московских и городовых, купцов различных торговых сотен. Делегатам дали грамоту от имени царя, чтобы псковичи впустили в город Хованского и выдали пятерых вожаков: Демидова, Мошницына, Козу, Копыто и Бородина (позднейшие требования в числе подлежащих выдаче вожаков Бородина уже не упоминают). Если же псковичи не подчинятся, то царь сам придёт с войском и разорит их в конец. Патриарх, ранее не хотевший слать псковичам грамоту, угрожающую отлучить их от церкви и проклясть, теперь послал её.

На этом первом заседании ещё надеялись справиться с псковичами угрозой разорения города, но сам факт посылки делегации в подкрепление оружию карателей говорит о том, что правительство Морозова усомнилось в возможности победы над восставшим народом в открытом бою в нужные сроки — до расползания огня по всей стране.

Состав Земского собора 1650 года был такой: патриарх с другими церковными властями, бояре, окольничие, думные и ближние люди, стольники, стряпчие, дворяне московские и городовые, дети боярские, московские гости, суконных и чёрных сотен торговые люди, стрелецкие пятидесятники. Следовательно, посадские были только московские (из торговых сотен, да и то — старосты и сотские), а стрельцы представлены пятидесятниками, то есть служилой аристократией.

Псковичи узнали о том, что едет делегация Рафаила, и предупредили, что без охраны она погибнет, не доехав до Пскова, а с охраной её тем более в город не пустят (отписка Рафаила от 18 июля из села Медное).

Тогда 26 июля было созвано второе заседание Земского собора и было решено, что как только псковичи принесут повинную и поцелуют крест, Хованский тотчас же отойдёт от города. На такую уступку восставшим правительство было вынуждено угрозой восстания в самой Москве.