Династия Хань получила в наследство разорённую страну. Сильно поредевшее население страдало от хуннских набегов и восстаний не-китайских племён на завоёванных некогда окраинах. Страдало от засух (разру¬шенные каналы) и наводнений (прорванные дамбы). Для укрепления экономики страны были приняты решительные меры. От могучей хуннской державы было решено до поры до времени откупаться шёлком (только в Китае производившимся) и серебром, даже царевнами Ханьского императорского дома (учтите, у императоров были гаремы, и царевен всегда хватало), которых отдавали в жёны хуннским шаньюям. Часть ненужных для обороны страны войск демобилизовали, часть рабов получила освобождение, поощрялось земледелие, строились и восстанавливались ирригационные сооружения. Крестьян прикрепляли к земле и это объяснялось необходимостью каждому делать то, для чего его запрограммировали боги. Была всё же некая свобода выбора: подросшему малышу давались на погляд игрушки, олицетворявшие различные инструменты — от кисточки писца или учёного и меча воина до плуга или мотыги. За что-де малыш ухватится — это и будет его судьбой. Но всегда можно было схитрить, заранее приучая ребёнка к ухватыванию той игрушки, которая нужна по желанию родителей. А уж пахарей стали за землёй закреплять уже как самых настоящих составляющих понятия “земля” — без них она была не “землёй”, а “пустошью”. Так что начало феодализма в Китае на несколько веков опередило то же самое в Европе.
Дошедший при Цинь до половины урожая земельный налог был снижен до 1/15 то есть до 6,6% урожая.
Но в то же время для увеличения ресурсов казны была объявлена рас-продажа титулов, а повинности отдавались на откуп.
Представьте себе, что Вы, добыв хоть разбоем, хоть спекуляцией или ростовщичеством денег, купили дворянский титул, а при более значительной сумме и баронский либо графский. Государство полу-чило деньги, а Вы получили возможность жениться на дочери или выйти замуж за сына несомненного аристократа. Вы — хищное дву-ногое, явно по ошибке зовущееся человеком, — получили доступ в правящий класс страны. И качества этого класса за счёт вливания в него таких скоробогатых мафиози стали меняться в античеловече-скую сторону с пугающей быстротой. То же и с откупом. Провинция повинна провести какие-то работы, поставить центру сколько-то шёлка или иной продукции, заплатить какие-то определённые налоги. Богач единовременно вносит те суммы, которые государство хотело бы получить к концу года от этих операций, или продукты, на его складах имеющиеся, но взамен получает право собрать всё это для себя до конца года, и вся сила державы будет его защищать, хотя бы он впятеро содрал, не только штаны и кожу сняв с населения, но и мясо прихватив. Ведь в данной провинции “сила державы” — это местные полицейские и военные силы, а в армию и полицию берут тех, кто оказался непригоден к производительному труду, так называемых “молодых негодяев”, а слово “негодяй” как раз и означает “непригодность, негодность”. И если Вы не пожалеете для них угощения или денежного взноса, то они для Вас без зазрения совести, которой у них попросту нет, и шкуру, и мясо с тружеников сдерут, люто их ненавидя и презирая именно за то, что они оказались “годяями”, а не “негодяями”. И ведь так не в одной империи Хань было, тогда это просто начиналось. Но ведь и у нас, в стране победивших рабочих и крестьян в советские последние годы то и дело слышали школьники от учителей и родителей: “будешь плохо учиться, не будешь стараться, не заслужишь хорошей характеристики — тебе одна дорога — к станку!” Как будто завод — аналог помойки! Вот и сменили рабочий класс “работяги” — пьяницы и несуны. Вот и некому оказалось спасать страну. Вот и в армию шли те, кого не могли уберечь от призыва родители. Вот и армия не почесалась, когда рухнул Союз...
А в кормление за заслуги жаловались целые уезды и области с полями и сидящими на них крестьянами.
Это уже закрепощение не в пользу государства, а в пользу того или иного “помещика” в первичном значении этого слова, когда поместье ещё не стало вотчиной. Да и заслуги бывают разные. Екатерина Вторая жаловала деревни с государственными крестьянами и прославленным полководцам, и ночным труженикам в её постели. Последние получили гораздо больше крепостных “душ”.
Концентрация земельной собственности продолжалась. Крестьяне разорялись, теряли землю, вынуждены были её арендовать, а арендная плата частным землевладельцам составляла 30-60%, то есть даже больше, чем при Цинь. А из всего этого следует, что все послабления были сделаны за счёт государства, а частные собственники не посту-пились ни одним из своих прав, данных им реформами Шан Яна и Цинь Ши-хуанди.
Отметьте себе: мужицкие войны или войны рабов и угнетённых народов никогда не сопровождаются коренной ломкой старых законов и принятием полного и непротиворечивого комплекса новых. На это способны только революции, да и то далеко не все, а именно ВЕЛИКИЕ, назревающие десятилетиями с отталкиванием мысли их руководителей от последних достижений научной мысли. Смею полагать, что победи Разин или Пугачёв — итоги были бы как у того же Лю Бана. Прообразом Великой Французской революции, отталкивавшейся в своём законотворчестве от достижений европейской науки, обобщённых просветителями в Энциклопедии, с добавлением идей не только Вольтера или Руссо, но и утопистов последнего века, могут быть названы гуситские войны и более раннее восстание Бедретдина Симави в Османской империи, опять-таки попытавшиеся провести в жизнь идеи гениальнейших умов последнего столетия, тоже базировавшихся на поисках великих мыслителей. То же и с Великой Революцией в России — Октябрьская была лишь её вершиной, а началось-то даже до Радищева исследование путей к установлению счастья на земле, а не на том свете, и своими руками, а не по воле Божьей.
Но, как писал Игорь Губерман,
Трагедия дела, за которое боролся мужицкий вождь Лю Бан и вроде бы даже победил, императором стал, династию основал, повторится в Китае и в соседнем Вьетнаме многократно — здесь чаще чем где бы то ни было именно народные вожаки будут основателями новых династий, но все эти династии переродятся, как переродилась верхушка таборитов в XV веке, несомненные революционеры Наполеон и его маршалы в XVIII-XIX веках, руководства сначала социал-демократов, а позже компартий в ХХ веке.
Правда, последние случаи оставили надежду на анализ происшед-шего и выправление положения. Но — ценой громадных материаль-ных потерь и большой крови. Без этого уже не обойтись. Вот почему тогда — на первом курсе — меня потянуло выбрать эту тему, именно её: уже тогда я чувствовал, что может повернуться по-нынешнему и хотел уразуметь происходящие процессы на опыте прошлого.
Примерами концентрации земельной собственности в период 1-й Хань могут служить следующие:
В царствование Чэн-ди (32-7 годы до нашей эры) некий Чжан Юй владел сорока тысячами му (двумя с половиной тысячами гектаров) орошаемой земли, дающей в условиях Китая три и даже иной раз четыре урожая в год. В энциклопедии Ма Дуань-линя (XIII век) указы-вается, что “другие, захватившие землю, были в том же роде, что и Чжан Юй”.
В царствование Ай-ди (6-1 годы до нашей эры) некоему Дун Сяню было пожаловано 2000 с лишним цин (по 100 му), то есть двенадцати с половиной тысяч гектаров. Этот случай упомянут Ван Цзя-чжуанем в “Истории земельного строя Китая”. Там же сообщается, что при !-й Хань крупные землевладельцы имели по нескольку сот рабов, напри-мер, некий Чжао Ши имел 800 рабов.
Возникшая как реакция на циньскую агрессию держава Хунну была вечной головной болью империи. Населения в хуннских степях было в 50 раз меньше, чем в Китае, но всё это были прирожденные воины, каждый из которых стоил десятка осёдлых, а при созданной гениальным отцеубийцей Модэ организации соотношение армии хуннов и армии Ханьской империи менялось ещё более разительно. Как же уничтожить хуннскую угрозу? Найти бы равнокачественных воинов из враждебных хуннам народов... Ведь были же юэчжи, некогда бравшие с хуннов дань, сам Модэ был у них в юности заложником. Став шаньюем, он загнал их неведомо куда. Ну, а если найти их и пообещать им помощь в борьбе против общего врага? И было отправлено через хуннские степи посольство “неведомо куда” — искать следы юэчжей — во главе с Чжан Цянем. Хунны перехватили посольство и весь его персонал сгинул для нас — мы не знаем о его судьбе. Лишь Чжан Цяня шаньюй таскал при себе как знатного пленника, наслаждаясь издевательствами над ним и над всем, что ему дорого. Чжан Цянь целеустремлённо набирал опыт и информацию, овладел искусством верховой езды, ухитрился сберечь знаки посольского достоинства. И через несколько лет он сумел-таки бежать. Не в Китай, по пути куда были брошены поисковые отряды, а на запад — рассудку вопреки, наперекор стихиям — искать юэчжи. И он нашёл их в далёкой Бактрии (ны-нешний Афганистан, область Балха — города, стоящего на месте древней Бактры), где они успели разрушить один из осколков державы Александра Македонского — Греко-Бактрийское царство, после чего и думать забыли о возмездии, так что возвращаться для войны с хуннами не пожелали. Впоследствии их держава распалась на княжества, одно из которых стало зародышем великой Кушанской империи. Но это уже к слову, а так Чжан Цянь, затратив на свои странствия десять лет (138 — 128 годы до нашей эры), вернулся без союзников, но с гигантским запасом самой разнообразной информации о землях Срединной и Средней Азии почти до Аральского моря — первый из китайцев, чьи сведения о северных и западных землях были переданы на самый верх и зафиксированы. Один из первых известных нам великих разведчиков, предтеч реального Зорге и вымышленного Штирлица, и один из первых великих землепроходцев, имена которых нам известны. Полученные от него сведения позволили воевать с хуннами не вслепую, и на этот раз держава Хунну потерпела жестокое поражение, а империя Хань завоевала Западный край — оазисы нынешнего Синьцзяна вдоль реки Тарим — и армии её вторглись даже в Фергану, чтобы получить в виде дани тамошних дивных коней для усиления своей конницы.
После упомянутых событий через Западный край был проложен Ве-ликий Шёлковый Путь. Это было в правление императора У-ди (140-87 годы до нашей эры), который одновременно завоевал, как уже отмече-но, державу Наньюэ и родственное ей государство Миньюэ в Гуандуне, а также остров Хайнань, после чего открылся морской путь в Ин-донезию и Индию. Хотя торговля давала купцам большие доходы, значительную часть своих капиталов они вкладывали не в торговлю или ремесло, а скупали землю и сдавали её в аренду, либо же давали деньги в рост. Товар мог упасть в цене, караван могли перехватить хунны, корабли могли попасть в тайфун или в лапы пиратов, а земля оставалась на месте, крестьяне без неё не могли, так что выгоднее и спокойнее было заниматься сдиранием шкур с арендаторов и должников (если не уплатят — то в самом прямом смысле), чем портить нервы и рисковать капиталом в беспокойном деле торговли.
Разумеется, в громадной стране, где, повидимому, сосредоточилась добрая четверть населения Восточного полушария, всегда были и рыцари среди аристократов, и аналоги Третьяковых и Мамонтовых среди купцов, и вообще общественные науки имели в Китае не только писателей, но и читателей, а среди них — последователей. Но по законам “больших чисел”, “Паркинсона”, “Питера”, “Мэрфи” и по законам этнологии — ЛЮДИ обычно выбиваются НЕЛЮДЬЮ при попустительстве ЛЮДИШЕК, и на всякое место, где нужен именно ЧЕЛОВЕК, в конце концов залезает именно НЕЛЮДЬ. Это правило срабатывало в Китае с ещё более железной последовательностью, чем в иных странах мира по вине иероглифической письменности. Она ведь создана по принципу, скажем, дорожных знаков или тех, что используются в картографии, а не по принципу фонетическому. Китаец, скажем, глядя на определённый иероглиф, скажет “Жэнь” (если он пекинец, а не нанкинец, говорящий на языке с иной грамматикой и иным словарным составом), а немец, знающий иероглифы, скажет — “мэнш”, а русский — “человек”. Хорошо? Как сказать! Мы оказываемся изолированными от древней дури, ибо нужно её перевести с древнего языка на современный, а это дело трудоёмкое. А китайцам от неё деваться некуда, и она заражает их через написанные тысячи лет назад и переизданные в том же виде древние книги снова и снова. Впрочем, сторонники частной собственности на землю без всяких иероглифов готовят нам весёлое будущее, в котором не обойтись без восстаний, похожих на восстания Чэн Шэна и У Гуана, не говоря о восстании “Краснобровых”, к которому мы подбираемся постепенно в этой работе. Никак не обойтись... А стоит ли? Ведь история, как наука. для того и придумана, чтобы помочь людям не повторять вновь и вновь те ошибки, за которые они всегда платили одной ценой — кровью. Причём первой про-ливалась всегда кровь именно ЛЮДЕЙ, не ЛЮДИШЕК и не НЕЛЮДИ. Но именно поэтому НЕЛЮДИ не нужно, чтобы ЛЮДИ знали историю...
Получалось, что созданная в результате всенародного восстания именно крестьянским вожаком династия Хань очень быстро зажала именно крестьян в ещё более сильные тиски, чем раньше. Особенно усилился гнёт при императоре У-ди (140-87 до н.э.) — у него же войны требовали громадных затрат, а на захваченных территориях нужно было строить крепости и дороги, а чиновники туда тоже требовались — их надо было срочно выучивать и потом им платить, а потом подавлять восстания непривычных к подданству вообще и к китайским чиновникам в частности народов. Всё это требовало денег, лошадей, рабочих рук, многочисленных рекрутов, всех видов продукции сельского хозяйства, ремесла и промышленности тогдашней, бывшей пока что на уровне промыслов. Всего требовало в чудовищно возросших количествах. Немало молодых и сильных мужчин полегло в боях, завоёвывая для императора новые земли. Лошади гибли наравне с людьми, их в Китае почти не осталось. Дошло до того, что войну с Даванью (Ферганой) вели именно из-за лошадей, и эта “лошадиная война” унесла десятки тысяч жизней, но была всё же признана удачной и победоносной, хотя дала несколько тысяч лошадей единовременно и право дальнейших закупок на бумаге, которая вскоре годилась лишь на растопку или подтирку, так как на помощь ферганцам пришла держава Кангюй, включавшая Хорезм, и китайцы больше в Фергану не совались минимум семьсот лет.
Резко возросли налоги. Подушный налог на взрослых вырос в полтора раза и собирался он не с 15 до 56 лет, как раньше, а с 15 до 80 лет. Подушный налог на несовершеннолетних стали брать не с 7-ми лет, а с 3-х, причём в увеличенном размере. Это повлекло за собой убийства детей и престарелых родителей. Хотя земельный налог формально и не возрос, но чиновники, как правило “брали сверх установленного законом”. Были обложены налогами повозки, лодки, верховые лошади. Были введены государственные монополии на соль, железо, вино и отливку монеты, что сильно увеличило расходы крестьян и разорило массы ремесленников. Тысячи людей покидали родные места, спасаясь от сборщиков налогов. Дороги стали непроходимыми из-за множества разбойничьих шаек. В ряде провинций вспыхнули бунты. Так, в 122 г.до н.э. в Сычуани начались волнения из-за тяжёлых повинностей по постройке военных дорог. В 121 г. до н.э., когда местные чиновники потребовали поставки лошадей и повозок для перевозки сдавшихся хуннов, население попрятало лошадей и отказалось их выдать. В 99 г.до н.э. в Хэнани, Аньхое, Шаньдуне и Хэбэе вспыхнули восстания против местных властей. Они угрожали перекинуться в столичную область. Некоторые отряды повстанцев насчитывали по нескольку тысяч человек. Они захватывали арсеналы, осаждали города, убивали чиновников, блокировали дороги. Только через год, истребив около 40 000 человек, власти подавили восстание. Это были первые схватки народа с Ханьской династией. Они свидетельствовали о приближении великой народной войны. Власти это понимали...
Весь конец II и начало I века до нашей эры характеризуется бесплодными попытками наиболее проницательных сановников ослабить противоречия, предотвратить всенародное восстание. В качестве лекарства для экономики страны они предлагали восстановить “систему колодезных полей”, уничтожить крупную собственность на землю и рабов.
Одним из первых таких деятелей был Дун Чжун-шу — советник импе-ратора У-ди. Он писал в докладе императору: “Циньская династия уничтожила колодезные поля и разрешила продавать и покупать землю. У богатых поля тянутся на тысячи квадратов, а бедные не имеют земли, чтобы воткнуть шило. Как же может “мелкий люд” не страдать? Когда династия Хань пришла к власти, она сохранила эти порядки, не изменяя их... Налоги земельный и подушный выросли по сравнению с древностью в 20 раз, на соль и железо тоже, а военные и трудовые повинности — в 30 раз... Иные, обрабатывая поля крупных землевладельцев (использован термин “хао-минь”, которым в гоминьдановском Китае обозначали джентри — помещиков), платят ренту из 50% урожая. Поэтому бедный люд постоянно носит шкуры животных и питается пищей собак и свиней... В связи с тем, что жестокие и жадные чиновники наказывают и убивают безрассудно, народ отчаивается, убегает в горы и леса. превращаясь в разбойников... Необходимо воспрепятствовать концентрации земли; отменить монополию государства на продажу соли и железа; уничтожить неограниченное право убийства рабов; уменьшить налоги; облегчить военные и трудовые повинности, чтобы дать простор силам народа. Тогда только можно будет хорошо управлять”.
С чем можно сравнить приведённые высказывания Дун Чжун-шу? С беседой в романе Алексея Толстого “Пётр Первый” между фаворитом Софьи Василием Васильевичем Голицыным и французским посланником (а беседа эта почти слово в слово соответствует дошедшим до нас голицынским писаниям). Или мечтам Манилова, что хорошо бы через пруд перебросить мост и чтобы на том мосту были лавки с полезными товарами для крестьян. Полезно также, чтобы волки ели капусту — это облегчит жизнь овцам. Откуда капусту для этого взять — не мечтателю заботиться... Да и вообще, если попадётся такой волк — ему могут поаплодировать соплеменники, могут сказать, что у него здоровое чувство юмора, но сами от баранины не откажутся. Дорвавшееся до власти двуногое зверьё всё видит, всё понимает, как понимала Екатерина Вторая — автор и знаменитого “Наказа”, и множества указов о закрепощении миллионов крестьян. И что Радищев — “бунтовщик хуже Пугачёва” — тоже понимала. А Потёмкин, спокойно сказавший ей, что “У нас лишь при внуках дойдёт до того, что во Франции случилось. И хотел бы я на того внука посмотреть, как он изворачиваться будет” — разве не спрогнозировал достаточно чётко срок восстания декабристов? Но действовали все они так же, как если бы и не знали, и не понимали. “С волками иначе не делать мировой, как снявши шкуру с них долой” — это не только к иноземным захватчикам относится, но и к классовым врагам, особенно к угнетателям. И когда дело доходит до уплаты накопившихся за столетия долгов правящих классов и их слуг — пощады от “народа” нет. Ибо “народ” есть всё, что “народилось” в пределах данной территории, то есть и люди, и людишки, и нелюдь. И когда все эти слои двуногого поголовья хва-таются за оружие — только прореживание этого поголовья в не-сколько раз может остановить начавшуюся разборку. Что именно в Китае было неоднократно. Первый раз — при падении династии Цинь, второй же раз именно и является темой данной работы.
С середины I века до нашей эры против чрезмерного роста числа государственных рабов выступил сановник Гун Юй. Он также указывал на бедственное положение народа и требовал уничтожить все государственные монополии, уменьшить налоги, отменить деньги (так как денежные платежи самые тяжёлые), запретить разоряющую многих торговлю, брать налоги только натурой.
Логически рассуждая, следовало отменить и ножи, ибо нож для хлеба может перерезать и горло. Уровень мудрости этого советчика явно невелик. Но что близится катастрофа — чувствовал и он.
В те же годы с аналогичными проектами выступили сановники Ши Дань, Кун Гуан, Хэ У и ряд других. Но хотя они занимали высшие посты в империи, они не решились провести свои предложения в жизнь. Пришлось ограничиваться половинчатыми мерами, временными послаблениями. Так, при императоре Юань-ди (48-33 г. до н.э.) был отменён закон о взимании подушного налога с трёхлетних детей и снова стали его брать с семилетнего возраста. Были облегчены и другие налоги. В неурожайные годы земельный налог вовсе отменялся. Крестьянам давали зерно в кредит, давали в пользование государ-ственные земли. Создавались общественные амбары для регулирования цен на хлеб. Были закрыты государственные ткацкие мастерские в Шаньдуне. Было запрещено обращать в рабство родственников осуж-дённого. Были отменены монополии на соль и железо. Но если на че-ловека в горящем доме вылить ведро воды, это не спасёт его от огня, а лишь затянет агонию. Даже получив клочок государственной земли кре-стьянин не мог конкурировать с более дешёвой продукцией крупных землевладельцев. Дешёвый рабский труд делал невозможной кон-куренцию с ним крестьян и свободных ремесленников. Чиновники по-прежнему драли с народа взятки и подарки. Купцы и ростовшики за-хватывали землю и рабов, драли арендную плату и проценты, выходя в денежную знать. Поэтому обстановка в стране становилась всё более напряжённой. Разрядить её могло лишь уничтожение крупной соб-ственности на землю и рабов.
Император Ай-ди (6-1 годы до н.э.) издал указ, по которому аристо-краты могли иметь не более 200 рабов, а прочие — не более 30 рабов (правда, рабы моложе 10 лет и старше 60 лет не учитывались). Госу-дарственные рабы старше 50 лет освобождались. Никто не мог иметь более 30 цин (138 гектаров) земли. Но крупные земле- и рабо-владельцы не хотели, чтобы так, за здорово живёшь, терять своё богатство. Под их давлением указ был отложен, а потом и вовсе отменён.
А народ не мог и уже не хотел ждать и терпеть, когда облегчат его существование. Начавшиеся ещё при У-ди разрозненные восстания всё учащались. В царствование Чэн-ди в 22 году до н.э. восстали рабы на государственных железных рудниках в Инчуани (Хэнань). Во главе их стоял раб Шэнь Ту-цзя. Они убили чиновников, разгромили склад оружия. Шэнь Ту-цзя объявил себя полководцем и прошёл с боями девять областей. Восстание было жестоко подавлено в этом же году. В Гуанхани (Сычуань) некий Чжэн Гун возглавил в 18 году до н.э. вос-стание осуждённых на каторжные работы. Около 10 месяцев он унич-тожал чиновников в ряде уездов, причём взял четыре уездных города. Численность восставших достигала 10-15 тысяч человек. Тогда же начались волнения в Шаньдуне, а в 13 году до нашей эры в Шаньдун-ских государственных железных рудниках в городе Шаньяне рабы провозгласили своим военачальником мастерового раба Су Линя и вместе с присоединившимися крестьянами и мелкими ремесленниками прошли с боями 40 областей, уничтожая начальников уездов и чиновни-ков.
Эти восстания были подавлены сравнительно быстро, но они указы-вали на рост народного ожесточения. Дошло до того, что в 3-м году до нашей эры толпы голодающих крестьян вступили в столичный район Гуаньчжун и вошли в столицу Чанъань. Они были настроены довольно миролюбиво, но обеспокоенные жители, как сообщает летописец, “по ночам с факелами в руках взбирались на крыши, били в барабаны и громко кричали, наводя страх”. Если уж столица превратилась в такой бедлам, то что же делалось в провинции? Власти постепенно теряли контроль над страной. Династия 1-я Хань шла к гибели. В это время выдвинулся среди других высших сановников империи Ван Ман.