Гадкие лебеди братьев Стругацких — моё понимание этого произведения

стр.66
Кошки из города сбежали, а детишки обожают мокрецов, шляются к ним в лепрозорий, днюют там и ночуют, отбились от рук, никого не слушаются. Воруют у родителей деньги и покупают книги... Говорят, сначала родители очень радовались, что дети не рвут штанов, лазая по заборам, а тихо сидят дома и почитывают книжечки. Тем более, что погода плохая. Но теперь уже все видят, к чему это привело и кто это затеял. Теперь уже больше никто не радуется. Однако мокрецов по старинке боятся и только рычат им вслед...
стр.66
"Голос нации, — подумал Виктор. — Голос Лолы (бывшая его жена, непроходимая истеричная дура. — Я.Ц.) и господина бургомистра. Слыхали мы этот голос... Кошки, дожди, телевизоры. Кровь христианских младенцев..."
— Я не понимаю, сказал он, — вы это серьёзно или от скуки?
— Это не я! — повторил Павор проникновенно. — Так говорят в городе.
— Как говорят в городе, мне ясно, — сказал Виктор. — А вы-то сами что об этом думаете?
Павор пожал плечами.
— Течение жизни, — туманно сказал он. — Трепотня пополам с истиной. — Он посмотрел на Виктора поверх платка. — Не считайте меня идиотом, — сказал он. — Вспомните лучше детей: где вы ещё видели таких детей? Или по крайней мере столько таких детей?
"Да, — подумал Виктор, — таких детей... Кошки кошками, но этот мокрец в зале — это вам не кошки пополам с дождём... Есть такое выражение: лицо, освещённое изнутри. Именно такое лицо было у Ирмы, а когда она разговаривала со мной, лицо её освещено только снаружи. А с матерью она вообще не разговаривает — цедит сквозь зубы что-то брезгливо-снисходительное... Но только если всё это так, если это правда, а не грязная болтовня, то выглядит это крайне нечистоплотно... Что за свинство — настраивать детей против родителей, даже против таких родителей, как мы с Лолой. Хватит с нас господина Президента: нация превыше родительских уз. Легион Свободы — ваш отец и ваша мать, и мальчишка идёт в ближайший штаб и сообщает, что отец назвал господина Президента странным человеком, а мать назвала походы Легиона разорительным предприятием.
Интересно: а как назвал бы такую жизненную философию Иван Антонович Ефремов что "хватит с нас того-то и того-то, оно существует, оно вредно и пакостно, но уж сверх того что-либо уже совсем нехорошо"? А назвал бы он это Стрелой Аримана — тенденцией плохо устроенного общества умножать боль и горе, превращать все лучшие помыслы, побуждения и дела в свои противоположности. На стр.305 романа "Час быка", М.1970,"Молодая гвардия"(после выхода которого Ефремова вызвали в ЦК КПСС и так поговорили, что человек, ломавший подковы, вернулся с последним инфарктом и всё же смог написать "Таис Афинскую", где продолжал вести бой с двуногой нелюдью, и пришлось его убить, прислав конверт с ядовитым веществом внутри, вскрыв который он упал мёртвым) сказано:
"Там, где люди сказали себе: "Ничего нельзя сделать", — знайте, что Стрела поразит всё лучшее в их жизни". А ведь Стругацкие писали “Гадких лебедей” в то же самое время, когда Ефремов писал “Час быка”.
Необходимо отметить, что здесь задет феномен Павлика Морозова. Павлик, кстати, не бегал доносить, а на суде над отцом сказал горькую правду об этой двуногой мрази, — иначе этого папеньку не назвать ни с какой точки зрения.
Но религия со времени Ноя и Хама учит, что отец всегда свят и неподсуден детям своим, какой бы мразью он ни был, а сам он свободно может распоряжаться их жизнью и приносить их в жертву Господу.
Вот этот завет Павлик нарушил — и был убит дедом — верующим во-первых и не приемлющем советской власти во-вторых, а это в условиях тогдашнего лютого обострения классовой борьбы прогремело на всю страну, и поступок Павлика, верный в данном конкретном случае, был возведён в абсолют, а его образ был искажён в пропагандистских целях.
Губерман напишет позже:

От Павлика Морозова внучат
с успехом наплодилось БЕЗ НЕГО:
вокруг мои ровесники "стучат" —
один на всех и все на одного.

Крапивин, кстати, в "Синем городе на Садовой" тоже высказывается о Павлике Морозове весьма сочувственно — издательство "91", т.9, стр.507:
“Да и не отец он ему был вовсе, а мучитель!” — вдруг взвилась Оля. — Я бы таких отцов своими руками... Он же бросил семью, на другой женился, а мать Павлика избивал! Такого любить надо, да?.. Теперь он чуть ли не герой, а сын — предатель! А то, что зарезали мальчишку, да ещё с маленьким братом, никто даже не помнит! А за что? За то, что взрослым поверил, которые про революцию кричали! Он виноват разве, что вся эта коллективизация оказалась вредной?..”
Вся — никак не оказалась. Нужна была. Только вот проводилась она в жизнь методами нечеловеческими. Салтыков-Щедрин в своё время, не отрицая пользы просвещения, рекомендовал вводить его с наименьшим кровопролитием, но ни при нём, ни в коллективизацию, ни сейчас к этому совету не прислушиваются.
“Новый взгляд — это теперь царскую семью жалеть, — сочувственно глядя на Олю, заговорил Борис. — Особенно младшего, Алексея... И по-моему, что Павлик Морозов, что Алёша Романов — они одинаково пострадали. По одной причине. Взрослые рвутся друг из друга кровь пускать, а ребята между двух огней... Как сейчас на Кавказе. И виноватых вроде бы нет..."
А теперь ещё является чёрный мокрый дядя и уже безо всяких объявляет, что отец твой — пьяная безмозглая скотина, а мать — дура и шлюха. Положим, что это и верно, но всё равно свинство, всё это должно делаться не так, и не это их собачье дело, не они за это отвечают, и никто их не просит заниматься таким просветительством...

Не так? А как? Не их собачье дело? А может — их человечье дело? Не они за это отвечают? А кто и перед кем (господином Президентом?!) отвечает? И никто их не просит — почему?! Если уж в самом деле верно, что отцы растут в массе пьяными безмозглыми скотинами, а матери дурами и шлюхами? А может стоит попросить?
...Патология какая-то... Если только это просветительство. А если похуже? Дитя начинает розовыми губками лепетать о прогрессе, начинает говорить страшные жестокие вещи, не ведая, что лепечет,..
Ну, а если — ведая? Если ответить на этот лепет — нечем?
...но уже от младых ногтей приучаясь к интеллектуальной жестокости, к самой страшной жестокости, какую можно придумать, а они... стоят за сценой и дёргают ниточки... и, значит, никакого нового поколения нет, а есть всё та же старая и грязная игра в марионетки, и я был вдвойне ослом, когда обмирал сегодня на сцене... До чего же это мерзкая затея — наша цивилизация...”
—...Имеющий глаза да видит, — говорил Павор. — Нас не пускают в лепрозорий. Колючая проволока, солдаты, — ладно. Но кое-что можно видеть и здесь, в городе. Я видел, как мокрецы разговаривают с мальчишками и как ведут себя при этом мальчишки, какими они становятся ангелочками, а спроси у него, как пройти к фабрике, — он обольет тебя презрением с ног до головы...
"Нас не пускают в лепрозорий, — думал Виктор. — Колючая проволока, а мокрецы гуляют по городу свободно. Но не Голем же это выдумал... Вот сволочь, — подумал он, — отец нации. Вот мерзавец. Значит, и здесь его работа. Лучший друг детей... Очень может быть, очень на него похоже. А вы знаете, господин Президент, на вашем месте я бы попытался разнообразить свои приёмы. Слишком легко стало отличить ваш хвост от всех других хвостов. Колючая проволока, солдаты, пропуска — значит, господин Президент; значит, обязательно какая-нибудь мерзость”.
Ниже выяснится, что господин Президент тут не при чём, что он ни сном, ни духом, что тут мы имеем аналог партизанскому отряду Василия Порика, который выходил на операции на дорогах северной Франции из-за проволоки немецкого концлагеря, а потом опять исчезал в лагерных бараках, — уникальнейшее явление во всём многообразии видов партизанской борьбы во Второй Мировой войне. Но относительно колючей проволоки, солдат, пропусков — верно. Тут господа Президенты, отцы нации, во всем мире одинаковы. Без охраны нельзя, есть она и в ульях, и в муравейниках, но в "Гадких лебедях" показана охрана лепрозория достаточно подробно: и солдатик, и сержант, и рассказы этого солдатика после его дезертирства, и поведение офицера во время прихода к лепрозорию родителей за бежавшими туда детьми. Охрана понятия не имела, что за объект охраняет, стандартная охрана из недоумков при оружии.
стр.67 (прямое продолжение):
— На кой чёрт там колючая проволока? — спросил Виктор.
— А я откуда знаю? — сказал Павор. — Никогда раньше там не было колючей проволоки... ...да дело и не в колючей проволоке, мало ли на свете колючей проволоки. Детишек туда пропускают беспрепятственно, мокрецов оттуда выпускают беспрепятственно, а нас с вами туда не пустят — вот что удивительно.
"Нет, это всё-таки не Президент, — думал Виктор. — Президент и чтение Зурзмансора, да ещё и Банева — это как-то не совмещается. И эта разрушительная идеология..."
Да, не совмещается. Вспомним крапивинского "Мальчика со шпагой": вламывается в детский клуб самозванная комиссия, отшвыривают со своего вельможного пути вставшего на дороге мальчика-часового. С такими посетителями поневоле заскучаешь по автомату с боевыми патронами. Но это ты, взрослый, повидавший таких и познавший им цену, заскучаешь. И заскучаешь по такой идеологии, которая для таких оказалась бы клопомором или более серьезной химией. А тут в стране господина Президента появилась такая идеология и додумались головы узнавших о ней защитить её колючей проволокой, а в кураторы охраняемого объекта поставить тайного коммуниста Голема.
стр.68
И вот что говорит этот самый Голем на прямой вопрос Павора "зачем мокрецам наши дети?" и разъяснение Виктора: "Павор утверждает, что мокрецы настраивают городских детей против родителей":
— Гм... — сказал Голем. — Где у вас чистые стаканы? Ага... Мокрецы настраивают детей? Ну что ж... Не они первые, не они последние. — Он прямо в плаще повалился на кушетку и понюхал джин в стакане. — И почему бы в наше время не настраивать детей против родителей, если белых настраивают против чёрных, а жёлтых настраивают против белых, а глупых настраивают против умных... Что вас собственно удивляет?
Ответ в самую точку. Если все упомянутые им "настраивания" есть, если родителям на это наплевать, если это не их собачье дело и никто их не просил на это реагировать и они за это ни перед кем не отвечают, то почему бы не настраивать детей против ТАКИХ родителей и ТАКИХ взрослых? Вопрос лишь в том — какую программу предлагают “настраивающие”, кто они такие — первое, а второе — хватит ли у них силы провести свою программу в жизнь и не будет ли она перехвачена теми, против кого создана. Не зря же Виктор уже предупреждал ребят, а Стругацкие — читателей повести, что до сих пор все такие программы в конце концов попадали в лапы тех, против кого задумывались. Но Голем умеет прикидываться и не отвечать напрямую, тем более что, в отличие от Виктора, знает — Павор никакой не санитарный инспектор, а сотрудник одной из контрразведок, пытающейся узнать, что такое устроили за колючей проволокой военные из ведомства генерала Пферда. Так что все ответы узнаем мы, а не Павор, и ещё не сейчас. А нам пока что читать и думать, сопоставлять. Нехватит самим информации для размышлений — у меня почитайте, в этой вот рукописи...
стр.76
Дочь Виктора Ирма вдруг сообщает отцу,
...что он вообще довольно хороший, не разводит скуку и не болтает глупостей, что Диана "почти наша", всех ненавидит, но жалко вот, что у неё мало знаний и слишком уж она любит выпить, но это в конце концов не страшно, ты тоже любишь выпить, а ребятам ты понравился, потому что говорил честно, не притворялся каким-нибудь хранителем высшего знания, и правильно, потому что никакой ты не хранитель, и даже Бол-Кунац сказал, что в городе ты единственный стоящий человек, если не считать, конечно, доктора Голема, но Голем, собственно, к городу не имеет никакого отношения, и потом он не писатель, не выражает идеологии, а как ты считаешь, нужна идеология или лучше без неё, сейчас многие полагают, что будущее за идеологизацией...
Получился прекрасный разговор, собеседники были полны уважения друг к другу, и, вернувшись в гостиницу (автомобиль он загнал в какой-то захламленный двор), Виктор уже считал, что быть отцом не такое уж неблагодарное занятие, особенно если разбираешься в жизни и умеешь использовать даже теневые её стороны в воспитательных целях.
стр.76 (прямое продолжение):
По этому поводу он выпил с Тэдди, который тоже был отцом и тоже интересовался воспитанием, ибо его первенцу было четырнадцать лет — тяжёлый переломный возраст, ты ещё со своей наплачешься... то есть это его первому внуку было четырнадцать лет, а воспитанием сына он не занимался потому, что его сын своё детство провёл в немецком концлагере. Детей бить нельзя, — утверждал Тэдди. — Их и без тебя будут всю жизнь колотить кому не лень, а если тебе захочется его ударить, дай лучше по морде себе самому, это будет полезнее.
Тэдди — бармен в ресторане, где швейцаром отец Бол-Кунаца, исповедующий прямо противоположные взгляды на битьё. У обоих отцов, как сказал бы Макаренко, "гипертрофия силлогизма: это средство хорошо, это плохо, значит — нужно применять хорошее средство и не применять плохого", только вот взгляды на то, какое средство хорошее, у обоих очень разные и очень абсолютные, а потому и результат оказался один и тот же: дети обоих выбрали мокрецов и ушли к ним, как и все дети этого города.
стр.77
В мире всё обстояло по-прежнему. Одна страна задерживала торговые суда другой страны, и эта страна посылала решительные протесты. Страны, которые нравились господину Президенту, вели справедливые войны во имя своих наций и демократии. Страны, которые господину Президенту почему-либо не нравились, вели войны захватнические, даже, собственно, не войны вели, а попросту производили бандитские, злодейские нападения. Сам господин Президент произнёс двухчасовую речь о необходимости раз и навсегда покончить с коррупцией и благополучно перенёс операцию удаления миндалин.
В свете нынешних событий в Чечне (эту рукопись я печатал на машинке в начале 1995 года и закончил её 18 февраля, а в это время все газеты были полны сообщений об операции в носу у Ельцина, что казалось важнее вторжения в Чечню. — Я.Ц.) это может показаться пророчеством, особенно история с президентскими миндалинами на фоне истории с носовой перегородкой Ельцина. Однако известно, что Гитлер так перенапрягал своё горло воплями перед микрофоном и без оного, что ему несколько раз удаляли гланды и они снова отрастали. Я хотя не Гитлер и не президент какой, тоже дважды перенёс эту операцию, так и не уразумев, откуда они у меня снова взялись. Так что здесь, пожалуй, акцент на том, что о каждом президентском сморкании считается необходимом доводить до всеобщего сведения, а это означает, что от состояния здоровья данного отца нации зависит гораздо больше, чем следовало бы, что он слишком уж властен, не скован законом писаным или неписаным, а потому его подданные вынуждены волноваться состоянием его миндалин, геморроя или возрастного криза. Сталин в 1937 году как раз криз переживал, а это несомненно, унесло лишние миллионы жизней. Но то, что писалось в газетах и передавалось по СМИ о событиях в мире, что тогда могло показаться издевательской пародией на наши средства массовой информации, ныне выглядит совсем иначе. Мы-таки дожили до осуществления этого пророчества.
стр.77
Хорошо бы написать оптимистическую весёлую повесть... О том, как жи-вёт на свете человек, любит своё дело, не дурак, любит друзей, и друзья его ценят, и о том, как ему хорошо, славный такой парень, чудаковатый, остряк... Сюжета нет. А раз нет сюжета, значит, скучно. И вообще, если уж писать такую повесть, то надо разобраться, почему же этому хорошему человеку хорошо, и неизбежно придёшь к выводу, что ему хорошо только потому, что у него любимая работа, а на всё прочее ему наплевать. И тогда какой же он хороший человек, если ему на всё наплевать, кроме любимой работы?.. Можно, конечно, написать про человека, смысл жизни которого состоит в любви к ближнему, и ему хорошо потому, что он любит ближних и любит своё дело, но о таком человеке уже писали пару тысяч лет назад господа Лука, Матфей, Иоанн и ещё кто-то, всего четверо. Вообще-то их было гораздо больше, но только эти четверо писали в соответствии, остальные были лишены кто национального сознания, кто права переписки... а человек, о котором они писали, был, к сожалению, полоумный... А вообще интересно было бы написать, как Христос приходит на Землю сегодня, не так, как писал Достоевский, а так, как писали эти Лука и компания... Христос приходит в генеральный штаб и предлагает: любите, мол, ближнего. А там, конечно, сидит какой-нибудь юдофоб...
Да, о таком человеке писали в своё время многие — их писания, в клочьях, случайно уцелевших, дошедшие до нас, именуются апокрифами. Нам известно их минимум 98, чаще скромно пишется, что их "несколько десятков". Разнобой сведений таков, что можно предположить всю "иисусиану" как набор сочинений на литературную тему, как изложения разными авторами их взглядов на невероятно новую для того времени идею о любви к ближним, о возможности искупить грехи человечества, за которые оно было проклято Богом, и начать историю заново. Но возможно и то, что всё это были сведения о событиях реальных, как, скажем, многочисленные истории партии большевиков, написанные участ-никами событий, а четыре “канонических евангелия” тогда оказываются аналогом "Краткого курса истории ВКП/б/", написанного под присмотром Сталина. И как уничтожались все написанные до того "истории партии", а их хранители либо гибли, либо попадали в лагеря, так было и с “апокрифическими евангелиями” и их хранителями. Дело житейское...
Точно так же и с вероятностью прихода на Землю Христа в наши дни. Я, конечно, не Христос, но у меня тоже возникла необходимость придти к руководителям силовых структур, а там, конечно, сидят именно юдофобы — как без них? Без них никак... Но пытаюсь, мне тоже никак не уйти с этой "таранной прямой", ну никак... И Стругацким было никак... И Крапивину никак... Все мы одного поля ягоды, потому-то я и разбираю и данную работу Стругацких и работы Крапивина.