Гадкие лебеди братьев Стругацких — моё понимание этого произведения

стр.78 (к Виктору Баневу приходит бургомистр):
Бургомистр произнес негромкую, хорошо продуманную и стилистически совершенную речь. Он рассказал о том, как двадцать лет назад, сразу после оккупации, в Лошадиной Лощине был создан лепрозорий, карантинный лагерь для лиц, страдающих так называемой жёлтой проказой или очковой болезнью. Собственно говоря, болезнь эта, как хорошо известно господину Баневу, появилась в нашей стране ещё в незапамятные времена, причём, как показывают специальные исследования, особенно часто она поражала почему-то жителей именно нашей округи...
...Однако только благодаря усилиям господина Президента на эту болезнь было обращено самое серьёзное внимание, и лишь по его личному указанию несчастные, лишённые медицинского ухода, разбросанные по всей стране, подвергаемые зачастую несправедливым гонениям со стороны отсталых слоев населения, а со стороны оккупантов даже прямому истреблению, эти несчастные были наконец свезены в одно место и получили возможность сносного существования, приличествующего их положению. Все это не вызывает никаких возражений, и упомянутые меры могут только приветствоваться, однако, как это иногда у нас бывает, самые лучшие и благородные начинания обернулись против нас.
Не стану возражать возможно, что тщетные вопли как самих "больных”, так и врачей, исследующих "генетическую болезнь", социологов и просто людей, достойных этого звания, в конце концов дошли до Президента (бывает же, что доходят сквозь все канцелярские преграды) и он принял "волевое решение", дал "ценное руководящее указание”, причем, зная своих подчинённых, назначил кого-то ответственным. Скажем, генерала Пферда. Само собой, что начался поголовный отлов и вывоз в указанное место, что было совершено немало глупостей и попутно подлостей, но возникшая концентрация умов стала фактом, обретшим самостоятельное значение. И видимо в этих местах силы разума и добра ещё не полностью деградировали, если сумели создать положение, удовлетворявшее и генерала Пферда, "с этого заимевшего" вес и положение, позволявшее говорить Президенту "надо!", и самих “больных”. Само собой, были и издержки — данной "шараге" (так у нас называли созданные Берией лагерные конструкторские бюро, где осужденные специалисты разрабатывали новые виды вооружений) была поручена работа над метеорологическим оружием, и чудесный курортный город стал зоной вечного дождя. Но "мокрецы", как их прозвали, скорее всего, за эту наведенную ими на округу мокроту, то ли сами, то ли с подачи коммуниста Голема, бывшего не только коммунистом, но и специалистом-медиком, сумели выработать план воспитания качественно нового поколения и провести его в жизнь. А это в условиях существования в каждом ведомстве страны своего пахана-мафиози и их взаимопоедания, в условиях, следовательно, существования ряда контрразведок, меж собою воюющих тайно, но беспощадно, не могло не привлечь их внимания. И с одной стороны появляется Павор, с другой охрану от любопытства всяких Паворов осуществляют упоминаемые впоследствии два профессионала, плохо осуществляют, но Виктор им Павора подставит. Ну, а город и его бургомистр оказались жертвами, как это не "иногда”, а почти всегда бывает в плохо устроенных обществах, где действует Стрела Аримана (см. примечание к 23). Так что понять бургомистра и даже посочувствовать ему можно, но когда он начинает действовать в стиле "отсталых слоев населения" — тут из "мокрецов" и "бургомистра” поневоле выбираешь "мокрецов", а "бургомистры” пускай вымирают или убираются. Это если поневоле. Но "мокрецы” и их воспитанники намерены даже "бургомистрам" и "отсталым слоям населения” дать возможность дожить в привычных для них условиях, выпивая и закусывая. Они лишь хотят, чтобы их эти слои не трогали, не мешали им. А те не могут этого не делать — ведь им ничего даже не попытались объяснить, да и невозможно это сделать в данных условиях. Это в конце концов и приводит к возможно преждевременному выступлению "мокрецов" — этот цейтнот и невозможность мирного решения вопроса. Разумеется, всё это мои предположения. Но пусть несогласный попробует смоделировать нечто иное, обосновывая свою модель. Я не против.
(продолжение):
— ...Не будем сейчас искать виновных. Не будем заниматься расследованием деятельности господина Голема, деятельности, возможно, самоотвер-женной, но, однако же, чреватой, как теперь выяснилось, самыми неприят-ными последствиями. Не будем также заниматься преждевременным критиканством, хотя позиция некоторых достаточно высоких инстанций, упорно игнорирующих наши протесты, представляется лично нам загадочной. Перейдём к фактам...
Как указано в предыдущем моём примечании, понять горожан и бургомистра вполне можно. А вот можно ли "искать виновных" и "заниматься преждевременным критиканством"? Тоже нельзя, не только потому, что "достаточно высокие инстанции" это примут за крамолу и наведут в меру своих карательных возможностей порядок. Нет, не только потому... Инстанции-то сами ничего не знают, хотя и пытаются что-то узнать. Деятельность господина Голема действительно самоотверженная, а также действительно чреватая последствиями. И деятельность тех, кого он курирует от лица генерала Пферда, понятия не имеющего о втором лице Голема. Но в данном случае это единственно возможный выход из чёртова круга, в который попало данное плохо устроенное и потому поражённое Стрелой Аримана общество. Да, чудесный курортный климат сменился вечным дождём. Плохо! Стругацкие — оба! — не строители, они не домыслили последствий такой перемены климата, а у нас на планете на сегодня именно полоса дождей, сместившаяся двадцать лет назад из пояса степей в среднерусскую полосу, грозит глобальной катастрофой, чего никак не поймут у нас одни инстанции и что понимают, но прячут известные им выводы от людей другие инстанции. ИТАР-ТАСС уже сообщил, что семьдесят процентов российских городов находятся под угрозой разрушения из-за подъёма грунтовых вод, не считая подъёма Каспия, усыхания Арала, постоянной засухи в одной полосе и нарастающего вымокания в другой. А ведь всё это пока что лишь двадцать лет длится, а известно, что такой сдвиг кольца циклонов-муссонов, несущих океанскую влагу на сушу в виде дождей и снегов, и попутно разрушающих многое ураганов и тайфунов, длится около века, так что впереди ВОСЕМЬДЕСЯТ ЛЕТ нарастающей природной ка-тастрофы и порождённых ею катастроф социальных и этнических: ведь разрушение техносферы — это уничтожение фундамента существования миллиардов людей, которым не останется ничего иного, как сцепиться между собой в борьбе за выживание, как это было в былые аналогичные эпохи. Кимвры и тевтоны вломились в Галлию и Италию, уходя от ураганов и наводнений, а хунны сдвинули Азиатское и Европейское Великие переселения народов, уходя от засухи...
Но в данном случае весьма любопытным оказалось последствие: дети вместо шляния по улицам засели за книги, стали искать учителей-наставников и нашли их в лице "мокрецов", в планы которых, как скажет ниже Зурзманзор Баневу, входила "подготовка смены”.
К чему я всё это написал? А к тому, что мы имеем здесь описание одного из вариантов “Великой Обиды”, о которой очень советую прочесть в книге Л.Н.Гумилёва “Хунны в Китае”, вышедшей в Москве в издательстве “Наука” в 1974 году, а ныне переизданную фондом “Мир Гумилёва” во втором томе “Истории народа хунну”(М., 1998). Страницы даю по изданию 1974 года:
стр. 25-26
“Виноватых не было, а несчастных было слишком много...
...Историческая судьба этой эпохи выступила в образе Великой Обиды и сделала неизбежной войну, в которой никто не был ни прав, ни виноват. Ибо в то время помириться с противником можно было только одним способом — дать себя убить... Ни китайцы, ни хунны, ни табгачи не могли не быть самими собой...”
И здесь господин Президент не может, генерал Пферд не может, бургомистр и его подопечные не могут... А вот Голем, "мокрецы” и подвергшиеся их воздействию дети могут. Здесь это фантастика, но это возможно на самом деле — после Гумилёва, Стругацких и таких, как они. И это единственный выход, другого нет, альтернатива — общая гибель. А потому всем, кто выход ищет, следует читать упомянутых авторов и данные мои примечания к "Гадким лебедям”...
(продолжение):
Бургомистр выпил рюмку мятной, вкусно закусил осетринкой, и голос его сделался ещё более бархатистым — совершенно невозможно было представить себе, что он ставит капканы на людей. Он многословно выразил желание не задерживать внимание господина Банева на овладевших городом слухах, каковые слухи, он должен прямо признаться, есть результат недостаточно точного и единодушного исполнения всеми уровнями администрации предначертаний господина Президента: мы имеем в виду чрезвычайно распространённое мнение о роковой роли так называемых мокрецов в резком изменении климата, об их ответственности за увеличение числа выкидышей и процента бесплодных браков, за гомерический исход из города некоторых домашних животных и за появление особой разновидности домашнего клопа, а именно клопа крылатого...
Как обычно, в одну кучу валят и бузину в огороде, и дядьку в Киеве. То же, что и антисемитизм. "Если в кране нет воды, значит выпили жиды". Можно с уверенностью сказать, что авторы могли бы полазить по нашей весьма стеснительной в те годы прессе и найти вдесятеро больше непонятных, но тем не менее весьма аналогичных фактов. Человечество "прогрессировало" тогда, “прогрессирует" и сейчас. Как отметил Губерман,

...прогресс к обрыву катит нас,
а мы мостим ему дорогу.

Но как фон, на котором всё действие повести происходит, информация бургомистра вполне достойна внимания. И само собою — поисков аналогов в нашей жизни...
стр.79 (прямое продолжение):
— Господин бургомистр, — сказал со вздохом Виктор, — должен вам признаться, что мне крайне трудно следить за вашими длинными периодами. Давайте говорить просто, как добрые сыновья одной нации. Давайте не будем говорить, о чём мы не будем говорить, и будем о чём будем.
Чудесная формулировка, пригодная для каждого, кому приходится слушать таких бургомистров и не только их — повторяю, эпоха Великой Обиды не однажды ещё будет во многих частях зоны, населённой людьми. И будет много раз звучать: "не будем говорить о том, об этом и ещё о многом" с подробным перечислением того, о чём не будем говорить. И всегда нужно будет выслушать и принять к сведению всё, о чём не будем, а потом говорить, о чём будем.
стр.80
Бургомистр хохотнул, оглядел опустевший уже зал, лёгонько ударил кулаком по столу и сказал:
— Ладно, что нам с вами вилять, в самом деле. Жить в городе стало невозможно, скажите спасибо вашему Голему — кстати, вы знаете, что Голем скрытый коммунист?.. Да-да, уверяю вас, есть материалы,.. он на ниточке висит, ваш Голем... Так вот я и говорю: детей развращают на глазах. Эти заразы просочились в школу и испортили ребятишек начисто.
...Ну, развратили детей, ладно. Дети есть дети, их сколько ни развращай — им всё мало.
Не стану приводить иных высказываний бургомистра, хотя прочесть их стоит — я в его положение выше вошёл и даже его пожалел...
А вот выделенные сведения насчёт Голема и реальное отношение бургомистра к детям — разменной монете в его игре — отметить для себя стоит.
стр.81
— Вы, наверное, думаете, что мы сидим сложа руки, — сказал бургомистр. — Ни в коем случае. Но что мы можем? Готовлю я процесс против Голема. Господин санитарный инспектор Павор Сумман согласен быть консультантом. Будем упирать вопрос на то, что вопрос об инфекционности болезни ещё отнюдь не решён, а Голем, как скрытый коммунист, этим пользуется. Это одно...
Опять — стоит самое справедливое желание своё подать не "на чистом сливочном масле", как исчезает сочувствие к “желающему”— и правильно! В другой раз этот "желающий" пожелает тебя сожрать... Да, можно попытаться пробить стену молчания властей предержащих с помощью общественности. Но ведь обязательно господин бургомистр должен прибавить лжи, клеветы, эмоций самых отрицательных. И исчезает сочувствие к нему и к тому делу, за которое он ратует. И ко всем до единого его подзащитным.
...Далее, попытаемся отвечать террором на террор. Городской легион, наша гордость, ребята подобрались золотые, орлы... но это как-то не то. Указаний сверху ведь не поступает... Полиция в ложном положении оказывается... и вообще... Так что препятствуем, как можем. Задерживаем грузы, которые идут к ним... частные, конечно, не продовольствие там, и не постельные принадлежности, а вот книги всякие, они их много выписывают...
— А книги-то зачем задерживать?
— Ну как зачем?.. Глупость это, конечно, но все мы люди, все мы человеки — накипает всё-таки. И потом... — Бургомистр стыдливо заулыбался: — Чепуха, конечно, но ходят слухи, будто без книг они не могут... как нормальные люди без еды и прочего.
стр.81(прямое продолжение):
Наступило молчание. Виктор без аппетита ковырял вилкой бифштекс и размышлял. Я мало знаю о мокрецах, и то, что я знаю, не вызывает у меня к ним никаких симпатий. Может быть, дело в том, что я не очень-то любил их с детства. Но уж бургомистра и его банду я знаю хорошо — жир и сало нации, президентские холуи, черносотенцы... Нет, раз вы против мокрецов, значит, в мокрецах что-то есть...
стр.82
Э, всё дело в том, чтобы научиться утираться. Плюнули тебе в морду, а ты и утерся. Сначала со стыдом утёрся, потом с недоумением, а там, глядишь, начнёшь утираться с достоинством и даже получать от этого процесса удовольствие...