Гадкие лебеди братьев Стругацких — моё понимание этого произведения

стр.82
"Здорово работает, — подумал Виктор. — Вот у нас, у левых, такой настойчивости и в помине нет. Тянули бы бодягу, ходили бы вокруг да около — не оскорбить бы человека, не оказать бы на него излишнего нажима, чтобы, упаси бог, не заподозрил бы в своекорыстных намерениях...
Кстати, ни Иван Антонович Ефремов, ни Аркадий Натанович Стругацкий, ни Михаил Ильич Ромм, ни Елизавета Яковлевна Драбкина, ни Лев Николаевич Гумилёв, с коими мне довелось "контактировать", не были больны такой стеснительностью и меня ни в чём худом не подозревали, хотя всех их неоднократно пытались сожрать, не чураясь грязнейших провокаций. Ибо дело их было правое и делали они его открыто, в лобовую атаку шли, и если видели, что человек намерен идти в бой в одном строю с ними — это было для них рекомендацией, а окажется сволочью — тогда с ним и поговорят иначе.
Но мало их было, ой как мало! Вот и сожрали их, таких... Но тем более стоит прислушаться к их заветам на будущее — тем, кто ещё остался. Числом нас меньше, но зато необходимость объединения невпример более настоятельная.
(прямое продолжение):
Да-а, господин Банев... коньячок любишь, девочек любишь, миноги маринованные с луком любишь, так люби и саночки возить..."
В нашей солнечной стране таких любителей, коим приходится отрабатывать коньячок и закусочки к нему, нашлось немало Солоухин, к примеру, Ципко, Волкогонов... Они не стесняются... А вот Банев — тот подумать такое подумал, да не захотел саночки возить, что были ему господином бургомистром предложены к транспортировке...
стр.83
"Можно, конечно, уехать отсюда к чёртовой матери, — думал Виктор. — За границу меня не выпустят, да и не хочу я за границу, чего мне там делать, везде одно и то же. Но и у нас в стране найдётся десяток мест, где можно укрыться и отсидеться. Он представил себе солнечный край, буковые рощи, пьянящий воздух, молчаливых фермеров, запахи молока и мёда... и навоза, и комары... и как воняет отхожее место, и скучища... древние телевизоры и местная интеллигенция: шустрый поп-бабник и сильно пьющий самогон учитель... А в общем, что там говорить, есть куда уехать. Но ведь им только и надо, чтобы я уехал, чтобы скрылся с глаз долой, забился в нору, и причём сам, без принуждения, потому что ссылать меня хлопотно, шум пойдёт, разговоры... вот ведь в чём вся беда: они же будут очень довольны — уехал, заткнулся, забыт, перестал бренчать..."
Да, они бывали в таких случаях весьма довольны. Но что интересно не могли остановиться, не могли оставить даже ушедшего от неравного боя человека в покое, такой уж у них был характер, вроде как у того скорпиона из афганской сказки, который уговорил лягушку перевезти его через реку, да посреди реки её и ужалил. Она кричит: "Рехнулся, что ли? Ведь и ты со мною утонешь!", а он извиняется: "Ничего не поделаешь, такой уж у меня характер". А насчёт "бренчать" — намёк на Высоцкого, Галича, других бардов — зачинателей великого движения самодеятельной песни и самодеятельной мысли, передаваемой изустно и при помощи магнитофонов. Банев, кстати, тут песню сочинит — для неё именно Высоцкий позволил слова, им в песню сведённые, использовать. Очень ведь хотелось, чтобы перестал он бренчать — не вышло. И поныне он живее очень многих вроде бы живых...
стр.94
(На предыдущей странице описано барменом Тэдди то ли бывшее, то ли не бывшее происшествие, коего Виктор Банев не помнит, но о коем акт составлен: избиение им начальника полиции в зале ресторана).
"Вот как они меня, — подумал Виктор. — Да-а... Либо убирайся, либо делай, что велят, либо мы тебя скрутим. Между прочим, убраться тоже будет нелегко. Террористический акт, разыщут. Экий ты, братец, алкоголик, смотреть противно. И ведь не кого-нибудь, а полицмейстера... Честно говоря, задумано и выполнено неплохо. — Он не помнил ничего, кроме кафельного пола, залитого водой, но очень хорошо представлял себе всю сцену. — Да, Виктор Банев, любимый ты мой человек, порося ты моё вареное, оппозиционер кухонный, и даже не кухонный — предбанный, любимец господина Президента... да, видно, пришла к тебе пора, так сказать, продаваться... Роц-Тусов, человек опытный, по этому поводу говорит: продаваться надлежит легко и дорого — чем честнее твоё перо, тем дороже оно обходится власть имущим, так что, и продаваясь, ты наносишь ущерб противнику, и надо стараться, чтобы ущерб этот был максимальным..."
Да... Всё это написано ещё до вторжения в Чехословакию. И явно относится именно к нашим советским диссидентам "кухонным оппозиционерам", да и "вареное порося" тоже весьма отечественный термин. Когда будут историки грядущего выяснять, какой именно Пётр Иванович первым сказал "э”, — им стоит обратить внимание на эти строчки. Ну, а насчёт "продаваться"-- ещё придётся Баневу получать предложение и от другой стороны. Ничего не поделаешь писателю тоже нужно кушать, кто-то должен ему платить за работу, тем более при рыночных отношениях, хотя о них в повести ни слова, равно как и о чём-то не рыночном. Не с экономической грани снимают авторы информацию обо всем кристалле описываемого ими бытия. То, о чём тут, в данной повести и в данной цитате говорится, может быть и “у нас”, и “у них”. И только на “них” — не свалишь, для того и введена в повесть масса битов информации, относящаяся к нам и нашим тогдашним союзникам. И так как фантастика — точнейшее зеркало той эпохи, в которую её пишут авторы, сыны своего времени, то найдутся и аналоги Роц-Тусова... Так что не зря спился продавший свой талант живописец Р.Квадрига и пьёт, почти не просыхая, Виктор Банев, вплотную подведённый к необходимости выбора. Ведь пил и продавшийся Фадеев, пила и непродавшаяся Берггольц, пили киноартисты Серова и Стриженов, а о Высоцком и говорить нечего. Так что нам легко понять две следующие цитаты:
стр.96
— Мы не будем напиваться, — сказал Виктор, разливая всем коньяк. — Мы просто выпьем. Как это делает сейчас половина нации. Другая половина спивается, ну и бог с ней, а мы просто выпьем.
Там же.
— По-моему, — сказал Виктор, у культурных людей гораздо больше оснований напиваться, чем у некультурных.
Гумилёв в "Хуннах в Китае" на стр.198 рассказывает, как могучее племя табгачи, которым окитаившийся хан велел перестать поклоняться духам предков, "заполнили возникшую в психике пустоту... пьянством" и вскоре погибло почти целиком...
стр.97
(А теперь дадим слово сотруднику одной из контрразведок Павору, он того стоит, хотя деятельность его не вызывает восторгов ни у Голема, ни у Р.Квадриги, ни — когда он узнает подробности несколько позже — у Виктора Банева):
— Человечество обанкротилось биологически — рождаемость падает, распространяется рак, слабоумие, люди превратились в наркоманов. Они заглатывают сотни тонн алкоголя, никотина, просто наркотиков, они начали с гашиша и кокаина, а кончили ЛСД. Мы просто вырождаемся. Естественную природу мы уничтожили, а искусственная уничтожает нас.
Увы, это так. Уже доказано, что молоко, например, от коров и коз, питающихся силосом, — это совсем не то молоко, каким питались наши предки, доившие скот, пасшийся на естественных пастбищах — даже силос меняет химический состав наших клеток через изменение состава молока. И мяса силосоедящего скота тоже. А если тому скоту дают всякие микродобавки к силосу? Если фрукты обрабатывают химикалиями, чтобы красивыми были — сверх химических удобрений вместо былого естественного навоза? Навоз, кстати, у нынешнего скота тоже не того состава. Так что вырождаемся мы или перерождаемся в нечто более высокое, но в любом случае мы перестаём быть самими собой даже без алкоголя, никотина и наркотиков. И вся природа тоже перестаёт быть собой. Не зря начались отравления из-за химического, энергетического, радиационного влияния человека на природу, не зря даже в Антарктиде найдены следы, скажем, ядохимиката ДДТ, запрещённого к производству, но в ряде стран всё же производимого. Не зря экологически чистое продовольствие стало невероятным дефицитом, не зря возникло движение "зелёных" и не зря они то и дело оказываются за решёткой: слишком многие интересы они задевают в своей оголтелой борьбе за спасение человечества.
Далее, мы обанкротились и идеологически — мы перепробовали все философские системы и все их дискредитировали, мы перебрали все мыслимые системы морали, но остались такими же аморальными скотами, как троглодиты.
Если оставить в покое троглодитов — пещерных людей прошлого, которые, по мнению И.А.Ефремова, были как раз людьми высокой морали, потому лишь и выжившими и распространившимися по всей планете, что чувство товарищества, высокая социальность их общества заложили громадный запас прочности во все ранние людские общности доклассовой эпохи (см. "Лезвие бритвы", глава "Камни в степи"), то опять-таки сказанное Павором почти правда — перепробовано вроде бы всё, и всегда кончалось дело крахом. Только вот причины... Но Павор как раз к причинам и переходит.
Самое страшное в том, что вся эта серая человеческая масса в наши дни остаётся той же сволочью, какой была всегда. Она постоянно жаждет и требует богов, вождей и порядка, и каждый раз, когда она получает богов, вождей и порядок, она делается недовольной, потому что на самом деле ни черта ей не надо, ни богов, ни порядка, а надо ей хаоса, анархии, хлеба и зрелищ. Сейчас она скована железной необходимостью еженедельно получать конвертик с зарплатой, но эта необходимость ей претит, и она уходит от неё каждый вечер в алкоголь и наркотики... Да чёрт с ней, с этой кучей дерьма, она смердит и воняет десять тысяч лет и ни на что больше не годится, кроме как смердеть и вонять.
Страшно другое — разложение захватывает нас с вами, людей с большой буквы, личностей. Мы видим это разложение и воображаем, будто оно нас не касается, но оно всё равно отравляет нас безнадёжностью, подтачивает нашу волю, засасывает... А тут ещё это проклятье — демократическое воспитание: эгалитэ, фратернитэ, все люди братья, все из одного теста... Мы постоянно отождествляем себя с чернью и ругаем себя, если случается нам обнаружить, что мы умнее её, что у нас иные запросы, иные цели в жизни. Пора это понять и сделать выводы — спасаться пора.
стр.98
— Есть только одно средство прекратить разложение...
— Знаем, знаем, — легкомысленно сказал Виктор, — нарядить всех дураков в золотые рубашки и пустить маршировать. Вся Европа у нас под ногами. Было.
— Нет, — сказал Павор. — Это только отсрочка. А решение одно: уничтожить массу... Уничтожить девяносто процентов населения, — продолжал Павор. — Может быть, даже девяносто пять. Масса выполнила своё назначение — она породила из своих недр цвет человечества, создавший цивилизацию. Теперь она мертва, как гнилой картофельный клубень, давший жизнь новому кусту картофеля. А когда покойник начинает гнить, его пора закапывать... Не притворяйтесь дураком. Почему вы не хотите задуматься над вещами, которые вам отлично известны? Из-за чего извращаются самые светлые идеи? Из-за тупости серой массы, которая выдвигает правительства, её достойные. Из-за чего золотой век так же безнадёжно далёк от нас, как и во время оно? Из-за косности и невежества серой массы. В принципе Гитлер был прав, подсознательно прав, он чувствовал, что на земле слишком много лишнего. Но он был порождением серой массы и всё испортил. Глупо было затевать уничтожение по расовому признаку. И кроме того, у него не было на-стоящих средств уничтожения.
— А по какому признаку собираетесь уничтожать вы? — спросил Виктор.
— По принципу незаметности, — ответил Павор. Если человек сер, неза-метен, значит, его надо уничтожить.
— А кто будет определять, заметный это человек или нет?
— Бросьте, это детали. Я вам излагаю принцип, а кто, что и как — это детали.