Восстание Краснобровых в древнем Китае. Часть 3

Ван Ман и его реформы. Их последствия. Начало восстания

Ван Ман родился в 46 году до нашей эры. Он происходил из знатного рода Ван, давшего Ханьской империи девять полководцев и ряд сановников. Тётка его была императрицей, то есть не рядовой обита-тельницей гарема, а именно любимой женой императора Юань-ди (48-33 годы до н.э.) и сделала своих братьев высшими сановниками, фактически устранив от власти родичей правящего дома Лю. При такой-то тётке и дурень сделал бы карьеру, а Ван Ман был отнюдь не дураком и не серячком. На тридцатом году жизни он получил титул “хоу” — третий по значению после “вана” (правителя) и “гуна” (князя). Через восемь лет, в 8-м году до нашей эры, он уже занимает высший пост в империи — “да-сы-ма”, но ненадолго, так как через год — в начале 6-го года до нашей эры — умер император Чэн-ди и на престол взошёл его племянник, чья мать происходила из враждебного роду Ван рода Фу. Немудрено, что все высшие посты заняли теперь члены рода Фу, а Ван Ман, как и все его родичи, был уволен в отставку. Попытки Ай-ди ограничить власть крупных собственников кончились неудачей, что несомненно укоротило ему жизнь. Со смертью его, в самом начале нашей эры, рушится могущество рода Фу, а Ван Ман и его родичи снова приходят к власти и полностью подчиняют своему влиянию малолетнего императора Пин-ди — восьмилетнего мальчугана.

Ван Ман торопится. Годы идут, империя слабеет. Если ещё при Юань-ди в 36 году до нашей эры полководец Чэнь Тан нанёс западным хуннам тяжёлое поражение на реке Таласс в Семиречье, то к началу нашей эры весь Западный край был уже потерян и не было сил для отпора наседавшим кочевникам. Частые восстания истощали страну.

Почему “западным хуннам”? Потому что китайская дипломатия умела дробить силы единых врагов и потом сталкивать их между собой. Так случилось и с державой Хунну, временно распавшейся надвое. Так позже будет и с великим Тюркским каганатом.

У каждого государства бывают периоды, когда оно стоит на краю гибели. И не всегда найдутся умные и безудержно смелые люди, спо-собные спасти державу, а иной раз и самый народ. Но именно в эти страшные годы такие и выдвигаются, ибо хвататься за власть в такое время серячок и слабачок не станут. В период сильной власти умным и смелым ходу нет — опасны для дорвавшихся до власти по трупам её создателей и хранителей бездарей и мерзавцев. А тут приходит время умных и смелых, если они ещё не выбиты начисто. Не всем из них по-везёт, не у каждого найдётся верный рецепт и впридачу удача, и мы знаем согдийского царя Диваштича и венгерского короля Абу-Шамуэля, остготских королей Тотилу и Тейю, сложивших свои головы, возглавляя народные массы в попытке спасти свою державу и свой народ. Но знаем мы и эфиопского негуса Феодора, пытавшегося спасти страну предельной жестокостью и, хотя в стойкости и героизме ему не откажешь — он погиб, не сумев спасти положение, и пришлось воистину чудом спасать Эфиопию тоже чудом выжившему тогда Ме-нелику. Ван Ман скорее близок к Феодору по своим действиям.

Ван Ман был наделён многими качествами, которые могли бы сделать его спасителем страны. Блестящее образование, непреклонная воля, личная смелость, острый ум ставили его на голову выше всех сановников того времени. Но безудержная горячность и стремитель-ность в действиях, невероятное честолюбие и суеверное преклонение перед астрологией (а придворные астрологи, даже если они умеют де-лать верные выводы из своей, что ни говори, недонауки, а не лженауки, — на запросы носителей власти чаще всего отвечают то, что этим носителям угодно услышать), — всё это делало его положительные качества отрицательными, а благие его намерения привели страну в самый ад.

Назначенный в 1-м году нашей эры на пост “да-сы-ма”, он становится императорским наставником.

Сам занимаясь древней литературой и философией, он поощряет занимающихся ими учёных. Его заслуги в развитии китайской науки очень велики. Он создал высшую школу, улучшил бытовые условия жизни студентов, выстроив для них специальные помещения — про-образ наших общежитий. Он расширил Академию, собрал в столицу со всех концов империи свыше тысячи талантливых астрономов, математиков, философов, музыкантов. Значительное развитие получила литература, в частности издание классиков и публикация древних текстов. Правда, не все эти тексты оказались древними. Часть их была подделкой Ван Мана и его единомышленников — учёных конфуцианцев. Такой подделкой, как выяснилось в 30-х — 40-х годах ХХ века,были знаменитые “Чжоусские уставы” (“Чжоу-ли”) — известный в Китае и в Европе источник, представлявший схему якобы существовавшего в эпоху Чжоу (а на самом деле — утопического) государства. Для Ван Мана “Чжоу-ли” являлись как бы артиллерийской подготовкой к проведению его реформ. Между прочим, вплоть до XIX века многие государственные деятели Китая в своих проектах реформ ссылались на “Чжоу-ли”. Как говорят французы, “если это и не правда, то придумано хорошо”...

Итак, Ван Ман подготавливает реформы, которые по его мнению должны спасти страну. Для этого он не останавливается ни перед чем, не стесняется в средствах. Постепенно у него возникает мысль о захвате трона. К этому его толкает честолюбие, ибо мальчишка-император никакой помехи не представляет. Но Ван Ман хочет не только спасти империю, но и быть её полным владыкой, а не кошачьей лапой, которая таскает каштаны из огня для других. Один раз он был уже на посту “да-сы-ма” — и его оттёрли от власти. Значит, надо занять такую высоту, с которой его сбросит только смерть...

В 5-м году н.э. (далее будут только годы без указания эры) умирает 13-летний Пин-ди, возможно, не без помощи Ван Мана. Ван Ман организовывает избрание на престол двухлетнего ребёнка Ин-ди, а себя объявляет регентом. Это уже приучение людей к тому, что императорские указы исходят именно от Ван Мана. А через два года — в 8-м году, малыш уже свергнут с престола и Ван Ман с соблюдением всех церемоний объявляет о создании династии “Синь”, что означает “Новая”, а себя объявляет “Синь Хуан-ди” — “Новым августейшим императором”. В это время он пользуется в стране большой популярностью: его поддерживают мелкие и средние землевладельцы, часть придворной знати, учёное сословие. Он объявляет о своей твёрдой решимости проводить политику реформ.

Эти реформы должны были сломать хребет крупным собственникам и восстановить порядки раннего Чжоу, когда основной силой в стране было свободное крестьянство и порядки были невпример справедливей и человечней, чем при Чжаньго, Цинь и Хань. Таким образом, Ван Ман намеревался вернуть Китай ко временам чуть ли не первобытно-общинного строя, хотя и с гораздо более высоким уровнем ремесленного и сельскохозяйственного производства. Это являлось бы нарушением закона поступательного развития человеческого общества, включающего в себя уйму законов поменьше. Но Ван Ман, как и множество реформаторов в ближайшие девятнадцать веков, этого не знал и Маркса не читал, а потому был вынужден обходиться своим умом и наличными знаниями.

Ныне, кстати, оказалось, что читавшие Маркса реформаторы тоже способны провалить дело. Почему? Потому что Маркс жил в самом начале эпохи противостояния двух новорожденных общностей — буржуазии и пролетариата, а потому его выводы относятся к предельно социальному обществу; о национальных же, поведенческих, религиозных и прочих поправочных коэффициентах он лишь догадывался, делая оговорки и предположения. Объявившие же марксизм предельной истиной, (тогда как марксизм — это в первую очередь метод исследования, а любой шедевр, созданный при помощи этого инструмента, уже нечто вторичное, ибо способен устареть ввиду появления новых коэффициентов, новой информации) а Маркса пророком адепты огрубили и упростили его учение, изгоняя и истребляя пытавшихся его развить. Ван Ман же не знал даже того, что знал в третьей четверти прошлого века Маркс, а к тому же человек, в отличие от скотов, не желает подчиняться ограничивающим его законам и, если обладает вла-стью, идёт напролом, причиняя массу горя и более мелких неприятностей всем вокруг себя, искренне полагая, что это им на пользу. По крайней мере — конечную, через какое-то время обязательно придущую. Гений, наделённый властью, смертельно опасен для окружающих, — отметил Ефремов в “Таис Афинской”. Другое дело, что без таких гениев люди сами по себе передохнут, как размножившиеся выше определённого предела крысы или иные виды живых существ. Первую Мировую войну, к примеру, начали отнюдь не гении. Да и Вторую — тоже. Видимо, дело в том, чтобы помимо гениев было достаточно талантов, чтобы людишек было поменьше, а людей побольше — тогда окажется скованной двуногая нелюдь, и любое преобразование будет проводиться “всем миром”, мозговым штурмом миллионов умных голов, начинённых достаточным количеством информации, в том числе и такой, какая содержится в данной моей работе. То есть будет соблюдаться техника безопасности при особо опасных трудовых процессах. А опаснее социальных реформ, задевающих шкурные интересы власть имущих, вряд ли что найдётся.

К моменту проведения реформ в стране действовала следующая си-стема налогов и повинностей.

Первым и основным налогом с земледельцев был земельный налог (“тянь-цзу”), равный 1/30 - 1/15 урожая. Арендная плата также назы-валась “тянь-цзу” и вносилась отдельно.

Вторым был налог с семей, денежная подать “ху-фу”, вносимая каждой семьёй по 200 монет-цяней в год.

Третьим — подушный налог с совершеннолетних трудоспособных — “суань-фу”. При У-ди он был 120 - 180 цяней в год. Впоследствии колебался.

Четвёртым — подушный нвалог с несовершеннолетних от 7-ми до 14-ти лет — “коу-цянь” или “коу-фу” — 20 цяней с ребёнка. При У-ди брали по 23 цяня и от 3-х до 14-ти лет.

Пятым был откуп от военной службы — “гэн-фу” или “гэн-и”. Дело в том, что каждый земледелец должен был ежегодно отбывать в течение месяца повинности в уездном управлении (повинность “гэн-цзу”) и ещё месяц — в округе (повинность “чжэн-цзу”). А так как на территории Китая собирается от двух до четырёх урожаев в год, то такое изъятие каждого работника на два месяца способно было сокрушить любое хозяйство.

При У-ди была введена также всеобщая военная служба на границах, в военных поселениях, созданных для защиты от кочевников. Кто не желал служить — платил налог “гэн-фу”.

Кроме того были временные, не постоянные налоги на соль, железо, выплавку монеты и так далее. И это только государственные налоги.

Добавим к ним арендную плату, взятки чиновникам, расходы на удобрение и орошение своей земли, потерю рабочего времени на общественные работы по укреплению дамб, а потом посмотрим, много ли оставалось крестьянину.

С торговцев брали налоги на доходы и на имущество, причём пропорции были таковы, что мелких обдирали сильнее, чем крупных, и это многих разоряло.

Ремесленники никогда не знали, не введут ли завтра монополию на железо, соль, выплавку монеты. Эти монополии со времён У-ди успели разорить множество ремесленников, а других держали на грани разо-рения. Отменённые при Юань-ди, они висели над головами подобно дамокловому мечу и отнюдь не способствовали техническому прогрессу. Зачем улучшать оборудование и технологию, если в любой момент всё может пойти прахом?

Всё это отлично знал Ван Ман, и план его был таков:

1) Лишить собственности крупных земле- и рабо-владельцев.

2) Возродить систему “колодезных полей”, наделив землёй всех трудоспособных.

3) Дав, таким образом, всему населению средства к существованию, монополизировать добычу соли и железа, производство вина, горные промыслы и выплавку монеты, чтобы никто не мог сказать: “земля у нас есть, всё необходимое нам добываем сами, зачем нам теперь госу-дарство?” Как — зачем? Для защиты от внешних врагов и внутренних потрясений. Для строительства хотя бы дамб и плотин, каналов, дорог и мостов. Для контроля за их состоянием. Для очень и очень многого — сверх лично-державных, только самой власти необходимых “прибамбасов”, которые тем не менее тоже имеют значение для сохранения порядка. Но высшая власть успела приобрести в глазах простого люда настолько скверную репутацию, что этот до крайности простой люд вполне мог задать упомянутый вопрос. И это тоже учитывалось. Если бы только это! Но увы — монополии для Ван Мана и тем более для “людей власти” были возможностью держать население в ошейнике и наморднике, на очень коротком поводке. Просто предполагалось, что в результате реформ начисто исчезнут любые желания сорваться с поводка, ибо есть подстилка у двери, чтобы спать, и миска с едой, а что тебе ещё надо, наш любезный подданный?! Мысли философов, искусство, наука, познание мира во всех его формах — это не тебе, а нам... Ты — корни великого дерева, а мы — листья, наслаждающиеся сол-нечным светом и омываемые дождевой влагой. Ты — для нас, а не мы — для тебя. Хотя по великой милости своей мы о тебе позабо-тимся, не сообщая тебе, что без тебя мы просто пропадём, сперва пожелтеем, а потом облетим...

4) Уничтожить спекуляцию и ростовщичество, установив монополию государства на кредитно-ссудные операции и введя регулирование цен на все товары.

5)Поскольку медь и бронза, потребные для отливки монеты, нужны для других целей, произвести замену металлической монеты на другие виды денег. Это предвосхищало появление бумажных денег, которые тоже появились сперва в Китае, но значительно позже (через 12 веков).

Итак, задумано было с умом. Если бы Ван Ман сумел реализовать свой план, то он несомнено сумел бы на длительный срок ослабить противоречия внутри страны и обеспечить народу сытое брюхо и душевное спокойствие.

Ведь народ-то был не какой-нибудь, а в силу природных условий приученный к коллективным усилиям и связанной с ними дисциплинированности. Иначе ни дамб, ни каналов не построить, ни удержать их в должном состоянии. Это вошло в гены китайцев, это не выдумка, не пропаганда — данная черта. К сожалению, прочность тайных обществ, в том числе и мафиозного типа, тоже с этой чертой китайского характера связана. И многие выводы мыслителей древности, к доведению людей до состояния стадного стремившихся и методы господства над ними разрабатывавших, вновь и вновь вдалбливаемые в виде аксиом в мозги китайцев в течение тысячелетий, тоже являются и следствием и причиной укрепления этой черты характера, которая у определённой разновидности двуногих из дисциплины сознательной превращается в стадный синдром.

Достаточно было Ван Ману, обезопасив свою жизнь от покушений крупных собственников, обратиться к крестьянству, в первую очередь выигрывавшему от его реформ — и власть аристократов и богачей была бы уничтожена вместе с ними, а там — проводи себе реформы, тем более, что народ и сам не мечтал ни о какой республике, а всего лишь хотел “золотого века”, когда была “система колодезных полей”.

Были ведь такие правители, например “светский царь” домусуль-манского Хорезма Хурзад, поднявший под красными хуррамитскими знамёнами восстание именно против того, что было аналогом явлений, накопившихся в империи Хань к моменту вхождения во власть Ван Мана. И не призови “священный царь” Хорезма Аскаджавар арабские войска — победил бы Хурзад, его последователи даже после его гибели сумели добраться до Аскаджавара и на какой-то срок удерживаться против силы Халифата...

Но Ван Ман не то чтобы не решился, а просто счёл ниже своего досто-инства привлекать к обновлению страны народные массы. Сам плоть от плоти и кровь от крови аристократии, сросшийся с системой власти, с государственным аппаратом, он через этот аппарат и решил облагодетельствовать сирых и убогих. Эта величайшая глупость и отнесла его реформы к списку благодеяний, коими вымощена дорога в ад.

Ведь чиновники (а это занятие — наследственное) не только собирали налоги и писали протоколы, даже не только драли огромные поборы и взятки за всё, чем только ни занимались по долгу службы и что только ни поставили под свой контроль явочным порядком. Они ведь отработали собственную систему взглядов, собственную политику до уровня стереотипа поведения, тоже входящего в гены потомков, если поколение за поколением занимается данной профессией. И — поколение за поколением — они вкладывали свои доходы именно в землю и драли шкуры с арендовавших эту землю безземельных крестьян. И они же имели огромные доходы от содействия торговцам крупного масштаба и ростовщикам, которые ведь с несостоятельных должников взыскивали именно через государственный аппарат. И тут им предложено всем поголовно стать не то что высекшей сама себя унтер-офицерской вдовой из гоголевского “Ревизора”, а прямыми самоубийцами. И хотя все они были официально конфуцианцами — бытие определило сознание, так что в них Ван Ман получил не исполнителей, а могильщиков своих замыслов.

Когда Ельцин был назначен Первым Секретарём Московского Городского Комитета КПСС и не сменил оставшуюся ему от Гришина приёмную — он был обречён. К нему никто не мог попасть на приём, до него не доходили письма, прозвониться было немыслимо. И, став Президентом, он столь же мгновенно оброс такой же чиновной коростой, так что даже Вице-Президент Руцкой жаловался в печати, что не может встретиться с Президентом. Ему-то, генералу, только что проявившему дерзость и способность к быстрым решениям, это вдвойне непростительно — обязан был вызвать взвод кремлёвской охраны и не только пройти с ним в покои Президента, но и на глазах его выпороть препятствующих своему общению с Президентом — наука впредь для Вице-Начальников всех уровней. О том, кто и как информировал Гор-бачёва, как проводились в “эпоху перестройки” и как проводятся сейчас, в 1992 году, реформы и законы — тоже известно всем.

И самым умным решением всякого реформатора всегда будет предварительный слом государственного аппарата, обслуживавшего дореформенное общество и внимательнейший контроль за теми, кто его составлял. Именно это обеспечило победу большевикам, заменившим власть прежних чиновников властью Советов. Иное дело, что и Советы после Сталина, которого уместно сравниить с Цинь Ши-хуанди, уподобились, как и все государственные органы, именно чиновничьему аппарату империи Хань перед реформами Ван Мана. Результат — вполне аналогичный. И если не принять заранее меры, то и конечное по-следствие (гибель семидесяти процентов населения страны) тоже более чем вероятно.

В 9-м году Ван Ман провёл земельную реформу. В своём указе он охарактеризовал положение трудовых масс настолько честно, правдиво и беспощадно, что этой характеристике место не в императорском указе, а в революционной прокламации:

“... у богатых собаки и лошади имеют в избытке горох и просо. Бед-ным же нехватает отрубей и отбросов, они доходят до крайности и становятся преступниками...

...оброк номинально взимается в размере 1/30 урожая, фактически же 5/10 урожая...

...продажа рабов явно противоречит намерениям Неба и Земли, которые создали человека по природе более благородным, чем живот-ные...”

Далее он объявлял, что “отныне вся земля и все рабы принадлежат императору”, что купля-продажа земли запрещена под страхом ссылки, что все рабы становятся полусвободными, полузависимыми, не-продающимися людьми и называются не “ну-ли” или “ну-бэй”, а “сы-шу” (частнозависимые). “Каждая семья, насчитывающая 8 душ муж-ского пола, — писал он далее, — будет наделена одним цином (те самые 100 му, шесть с четвертью гектара, которые были в эпоху колодезных полей наделом одного семейства) земли. Излишек же будет распределён между родственниками и соседями”

Реформа эта лишала силы титулованную знать и прекращала рост частной собственности в руках отдельных лиц. Но среди земель, под-лежащих переходу в руки государства, оказалась и “земля, переданная на кормление”, как было сказано в отменившем эту реформу указе через три года — в 12-м году. А это была именно чиновничья земля, хотя, как уже сказано, чиновники и члены их семей и так имели возможность покупать землю и отнюдь от этой возможности не отказывались. И вмиг всё чиновничество оказалось лютым врагом реформы, а толковый чиновник способен натворить больше бед, чем набег хуннов, внешне чтя уголовный кодекс и всегда указывая закон, по которому он действует. А Ван Ман, кстати, все копившиеся веками прежние законы не отменил. Он влез с ножом в единый организм, собравшись что-то ампутировать и что-то пришить взамен, не позаботившись не то что об обезболивании, но даже о том, чтобы привязать оперируемого к столу. Мало того — можно даже сказать, что он требовал от пациента самому себя оперировать под его, ванмановым, руководством. Вот чиновники и сработали повсеместно на один манер, возможно даже не учреждая стачкомов и Комитетов Спасения.

Землю у частных собственников они отобрали сразу, а вот с наделе-нием семей участками в 100 му произошла “заминочка”. Крестьяне не могли ни сеять рис, ни выращивать тутовые деревья (листьями которых кормят шелковичных червей), ни вообще заниматься какой бы то ни было сельскохозяйственной деятельностью — ведь и их собственная, если у кого ещё имелась, земля тоже стала государственной собственностью, землёй императора, Ван Мана, а на чужой земле сеять, строить, пасти скот, чистить каналы и так далее — нельзя. Кто пробо-вал — отучали от таких и прочих проб раз и навсегда, чтобы не нару-шал законов сам и в поучение другим.

Арендовать тоже стало не у кого, ибо все крупные землевладельцы тоже лишились земли. А налоги нужно платить, скотину нужно кормить, да и самому с семьёй надо жить. Раньше в случае гибели урожая можно было продать свой земельный участок и постройки на нём, но теперь это запрещалось — это не твой участок и не твои постройки, а государевы. Вот подожди, управимся с процессом наделения тебя и всех других крестьян землёй, но пока что дело задерживается, почему — тебе не понять, законы ведь дело тонкое...

В результате начался уже всеобщий бойкот земельной реформы, а не пусть и многочисленные, но всё же отдельные её нарушения. Из-под ног людей уходила земля, как ушла когда-то в море Атлантида, но тут всё же была возможность в эту землю вцепиться и не выпустить её. Вот весь народ поголовно и был доведён до такого отпора императорскому указу — “от князей, советников императора и вельмож и кончая простым народом”. А нарушителей ссылали в леса варварских об-ластей, что с одной стороны создало на окраинах скопления недо-вольных, а с другой довело до белого каления этих самых “варваров”, которых переселяемые китайцы, люди, что и говорить, более пассио-нарные, решительные, деятельные, чем не пошедшая ещё на нарушение закона основная масса населения, стали выживать с их земель, а то и с этого света вообще, ибо жить хотели, а где же взять средства для жизни, если не отнять их у этих “варваров”? Всё население империи стало кандидатами в ссылку, на каторгу и на тот свет, но первыми попадали под удар именно наиболее сильные и отважные люди — любая реформа при таком её проведении даёт именно такой результат...

В дни “великой культурной революции” Мао Цзе-дун точно так же затопил национальные районы массами ссыльных китайцев, насильственно женил их на местных девушках, окитаивая тем самым пережившие, казалось бы, все беды на свете племена и народы, и вызвал массу зверски подавленных восстаний. Кажется, именно Конфуций первым сказал, что всякое новое — это хорошо забытое старое. Сначала ссылали хунвэйбины, потом ссылали хунвэйбинов. Как писал Высоцкий — “очень многих эти детки порубили на котлетки”. Причём как до ссылки своей, так и в ссылке тоже. Так было и в ванмановы времена...

В то же время началось проведение денежной реформы.

Сначала Ван Ман для удобства торговли заменил старые деньги “учжу” тремя видами монет нового типа:

цзо-дао в 5000 медяков

ци-дао в 500 медяков

и да-цянь в 50 медяков.

Первые два вида монет в условиях общего обеднения из-за земельной реформы сразу оказались непригодными из-за большой стоимости, так что в обращении остались да-цянь в 50 медяков и сяо-цянь в один медяк. Хранение меди в слитках было запрещено. Её следовало сдать в казну и получить выплату. Но чиновники медь изымали, укрывателей преследовали, а платить не платили. Лишение же стоимости старых денег “учжу” привело к разорению их держателей — мелких землевладельцев и ремесленников.

Второй этап денежной реформы — замена монет слитками золота и серебра, черепашьими панцирями, раковинами, тканями и т.д. — при-вёл к ещё большим бедам, так как никто не решался покупать и прода-вать, боясь запутаться в 28-ми видах новых денег и прогадать.

Наконец третьей реформой Ван Мана было введение государственных монополий на соль, железо, горные промыслы, виноделие и выплавку монеты, введение регламентации цен и кредитно-ростовщических операций.

И здесь результатом реформы явилось разорение и ожесточение на-рода, а также наособицу ремесленников, купечества и ростовщиков — тех слоёв общества, где люди имеют наиболее сообразительные головы и наиболее умелые руки.

Монополии вводились Ван Маном в уверенности, что народ получил по 100 му земли на семью, имеет средства к существованию и без-болезненно перенесёт введение монополий. Но земли не было, а потому несчётные в 50-миллионной стране тысячи ремесленников и крестьян, работавших по найму у владельцев рудников и железоплавилен, сразу лишились работы и с нею средств к поддержанию жизни. Следовало бы не прихлопывать эти предприятия, подрывая силу государства, её железный каркас, а чиновники сделали повсеместно именно это, вместо того чтобы просто сменить хозяев доходов с этих предприятий, в то же время используя знания этих хозяев и их подручных.

Регулирование рыночных цен и переход права давать деньги в рост в руки государства должны были уничтожить спекуляцию и бессовестное ростощичество. В столице Чанъани и в пяти других крупнейших городах — Лояне, Ханьдане, Линьцзы, Вань-Чэне и Ченьду — были введены должности “пяти уравнивающих чиновников” (или “управлений”, ибо каждый такой “чиновник” имел штат чиновников поменьше, без которых справиться было немыслимо).

Они должны были:

1) Четыре раза в год определять максимальную цену на данный товар на три месяца.

2) Если товар сейчас не покупают — скупить его по текущей цене и ждать, пока появится спрос, а тогда пустить его в продажу опять-таки по текущей цене.

3) Ссужать деньги, взимая по 3% в месяц.

4) Определять доходы “всех тех, кто добывает разные вещи, птиц, зверей, рыб, черепах, насекомых и гадов в горах, лесах и водах, и зани-мается скотоводством; женщин, занимающихся починкой, шитьём, шёлководством, ткачеством, прядением; ремесленников, лекарей, художников, шаманов, гадальщиков, бродячих торговцев; торговцев, имеющих лавки и постоялые дворы” — словом, всех не-землепашцев и не-аристократов, всех, кто живёт не доходами с земли.

5) Взимать с этих людей налог в количестве 1/11 части дохода. У тех же, кто утаит часть дохода — конфисковать всё и отправлять на один год на принудительные работы в местное управление.

Нарушителей же государственных монополий Ван Ман приказал обращать в рабство, а по древнему закону круговой поруки той же каре подлежала семья преступника и пять соседских семей. Этот закон был отменён при Юань-ди, но сейчас, в горячке борьбы, Ван Ман снова пустил его в ход и последствия были ужасны.

Чиновники, поставленные регулировать цены, сами стали спекули-ровать товарами, наживаясь на регулировании рыночных цен. Брать же деньги в рост, зная, что вернуть долг будет нечем и несостоятельный должник государства станет государственным рабом — желающих не было. Контроль над деятельностью капитала в торговле и ремесле и уравнение цен — уничтожили торговую и промышленную конкуренцию — важнейший фактор развития прроизводства в рыночном обществе. По всем вышеупомянутым причинам государственные монополии стали нарушаться и богатыми, и бедными. Сотни тысяч людей, нарушивших монополии, а также виновных в близком соседстве с нарушителями, были обращены в рабство. В одну лишь Чанъань пригнали 100 тысяч рабов, причём это были ещё не погибшие в пути счастливчики, а умирало их 6 или 7 из десятка. Получилось, что ограничивая частное рабовладение, Ван Ман неслыханно увеличил число государственных рабов; что, желая дать справедливые цены, он вообще лишил товары определённой стоимости, а население — денег, чтобы их купить, и возможностей, чтобы те деньги заработать. Что, желая укрепить благосостояние трудового населения, он разорил миллионы и обратил в рабство сотни тысяч людей.

Ко всему прочему, проводя реформы, он забыл определить бюджет, а потому чиновникам не платили жалованья, отчего даже те, которые хотели бы быть честными, занялись поборами с населения.

К несчастьям со стороны администрации присоединиись несчастья со стороны природы. Начались засухи, произошли налёты саранчи. Это вызвало страшный голод. Обессиленное население не смогло укрепить дамбы, отчего река Хуанхэ, впадавшая в Жёлтое море у Тяньцзиня к северу от Шаньдунского полуострова, прорвала дамбы, изменила русло и распалась в 11-м году на два рукава, впадавшие в море к северу и к югу от Шаньдуна, отрезав его от остальной страны. Особенно пострадал от этого Шаньдун, но досталось и Хэнани, и Хэбэю, и Цзянсу.

Всё это в совокупности заставило Ван Мана в 12-м году отменить зе-мельную реформу и разрешить куплю-продажу земли и рабов, капитулировав таким образом перед крупными собственниками. Прочие же его реформы сохранились и продолжали упомянутыми способами проводиться в жизнь, ещё более усугубляя народные бедствия, так как они могли иметь полезное действие лишь при наличии земли у всего трудоспособного населения.

Иначе говоря — при введении в жизнь ВСЕГО ПАКЕТА РЕФОРМ, причём В ОДНО ВРЕМЯ, причём с предварительной разработкой механизма проведения реформ и графика их проведения в жизнь.

Вспомним горбачёвские пакеты реформ, “500 дней” Явлинского, нынешние метания правительства Гайдара. Успешное действие механизма немыслимо при изъятии из него не то что деталей — крепёжных болтов. А из реформ Ван Мана изъяли куда больше. Из нынешних — тоже...

Следует отметить, заканчивая рассказ о реформах Ван Мана, что хотя новыми для Китая были лишь регламентация цен и введение государст-венной монополии на кредитно-ростовщические операции, а прочие реформы или проводились в прошлом, или проектировались. но в целом это была наиболее решительная и последовательная (хотя и полностью провалившаяся) попытка насадить сверху уравнительное землепользование, подчинить государству товарный и денежный рынки, уничтожить рабство.

Провал реформ объясняется тем, что они, сохраняя существование классов, а значит и классовую борьбу, сами будучи направлены против одного из борющихся классов, должны были проводиться в жизнь через представителей этого класса и без поддержки тех, к чьей выгоде они проводились.

Перестройка, проводимая выращенной Сталиным и выкормленной Брежневым НОМЕНКЛАТУРОЙ — прямой аналог реформам Ван Мана. Сейчас, как высказался Горбачёв по иному поводу, “процесс пошёл”. И вполне можем получить аналоги последствий этого процесса...

Но Ван Ман не изучал теорию классовой борьбы. Отмена земельной реформы была для него страшным ударом, и он не понимал, откуда свалилась беда и почему против реформы выступают те, кому она должна была помочь.

Собственных органов государственной безопасности он явно не имел, а потому не имел и знания о реальном положении в стране.

Отсюда вывод: наверное, они просто скоты. Не стоит о них забо-титься. Плохо лишь то, что он, император, показал себя слабым. Нужно проявить силу. Для этого лучшее средство — победоносная война. Для войны нужны: враг, повод для войны, солдаты и средства. Врагом номер один являются хунны. Совсем недавно они отрезали Западный край, перекрыли Шёлковый путь, лишили казну дохода. Солдат мало-вато, зато много рабов-каторжников. Если из них сформировать армии, то во-первых для них это будет милостью императора; во-вторых, платить им можно меньше, чем солдатам-профессионалам; в-третьих, пусть эти возможные в будущем бунтовщики уйдут под хуннские стрелы — спокойнее будет. Ну, а повод для войны...

Тут трагедия принимает комедийный оттенок. Ван Ман требует от хуннского шаньюя Начжиясы, чтобы тот принял односложное имя, а свой титул “сюнну шаньюй”(предводитель хуннов) заменил на “сюннуфуюй” (покорный предводитель сдавшихся хуннов), после чего бросает сформированную им из рабов армию, названную им “Бросок кабана”, вглубь хуннских степей сразу по десяти направлениям. Одно-временно он начинает войну против северокорейского племени “гаогюйли” (высокие гюйли), требуя, чтобы оно называло себя “сягюйли” (низкие гюйли). Сходная политика по отношению к юго-западным племенам “И” вызвала их мятеж, что привело к возникно-вению ещё одного фронта.

Страна и так еле дышала после реформ и их последствий, усугуб-лённых природными бедствиями. Теперь прибавились военные расходы, вызвавшие рост налогов и повинностей. Одним из них был налог на рабов, введённый в 17-м году. За каждого раба брали 3600 цяней подушного налога — больше, чем со свободных работоспособных людей. Но и этот внешне направленный против крупных рабовла-дельцев налог ударил в первую очередь по тем, у кого рабов было ма-ло, так как крупные рабовладельцы могли компенсировать потери, ещё более усиливая эксплуатацию рабов и арендаторов, а потому уплачивали его сравнительно легко. Но и крупные, и мелкие рабовладельцы одинаково возненавидели Ван Мана и за его намерения, и за его дела. В страшно разорённой стране назревала буря, и некому было её предотвратить, не на кого было опереться Ван Ману. Только часть его врагов — крупных собственников — из страха перед народом поддержала бы его, но и они предпочли бы откупиться его головой, а потом выдвинуть своих кандидатов на императорский трон.

Начало народной войны было сравнительно мирным. Просто-напросто не имеющие средств к существованию крестьяне, отдав в виде налога или съев скудный урожай, брали луки, ножи, дубины и прочее, что могло быть оружием, и уходили на большие и малые дороги, в леса и горы — добывать пропитание до нового урожая (ненадолго, ибо, повторяю, в Китае бывает от 2-х до 4-х урожаев в год). А будет урожай, — надеялись они, — мы снова станем мирными и честными людьми.

В поисках пропитания они грабили помещиков, выгоняли чиновни-ков, пытавшихся им помешать, вступали в схватки с местной полицией. Но чиновников они именно выгоняли, а не убивали, и на уездные города не нападали.

Летописец пишет об этих выступлениях: “Народ размахивал руками (был возбуждён) и нарушал запреты. Богатые не могли защитить себя, бедные же не имели ничего для своего существования. Они восставали, становились разбойниками, таясь по горам и лесам. Чиновники не могли поймать беглецов и скрывали это. Постепенно возрастая, с каждым днём ширилось восстание”.