О книге П.В.Тулаева “Венеты: предки славян”. Часть 1

Стр. 12

Данные античных авторов нашли своё отражение на так называемой Певтингеровой карте. Она была изготовлена в ХII - ХIII вв., но восходит к более древним источникам. Венеты указаны на ней дважды: первый раз к северо-востоку от Дуная, между даками и гетами, а второй как “венеты-сарматы” в предгорьях Северных Карпат. Певтингерова карта может быть использована как источник, ибо упоминание на ней венетов подтверждает факт широкого распространения этого этнонима вплоть до эпохи позднего средневековья.

Знакомьтесь, Тулаев! Как сказал в салтыково-щедринских “Господах ташкентцах приготовительного класса” Хмылов-младший, он же “Палач”, своей матери, целуя у неё при этом ручку: “Вы, маменька, как ляпнете, так уж сморозите”. Дошла до нас одна карта двенадцатого-тринадцатого века. Средневековье же кончилось вместе с Тридцатилетней религиозной войной — в 1648 году. То-есть в XVII веке, через четыре столетия после XIII-го. А всё европейское средневековье — от 476 года (падения Западно-Римской империи) — неполная дюжина веков. Значит, карта была создана ещё в среднем, а отнюдь не в позднем средневековье. Одну карту приводит Тулаев, как доказательство — и пишет о “широком распространении этого термина” — а хотел бы я знать: ежели сейчас такое утверждение до меня дошло уже в XXI веке, и даже в третьем уже тысячелетии (в январе 2001 года), а тираж тулаевской книги — 3000 экземпляров, то не значит ли, что “этот термин имел широкое распространение уже в XXI веке (причём не следует указывать, что веку тому ещё и месяца не исполнилось, когда я сел за разбор данной работы), и даже в третьем тысячелетии, то-есть широко распространился в семимиллиардном (на сегодняшний день) человечестве”? А ведь на карте-то не указано — в какие времена те венеты на тех землях были замечены, а также — откуда, из каких источников и каких карт взял Певтингер данные о венетах. Картография тогдашняя была в младенческом состоянии, как и историческая хронология в частности. Можно с уверенностью утверждать, что Певтингер мог бы ответить лишь, что где-то кто-то упомянул венетов в данной части земной поверхности, но более точного ответа дать бы не смог при всём желании. И — сколько человеко-единиц за всё время существования певтингеровой карты не только обратили внимание на два этнонима — “венеты” и “венето-сарматы”, но и напрягли свои мозги над чем-то более пространным, чем фиксация этих надписей на долю секунды? Томлинсон в одноимённой поэме Киплинга тоже упоминает, что “кто-то читал, что кто-то писал о шведе, который пахал”, но все ли читатели Киплинга знают хотя бы, что есть на свете такие “шведы”, а уж сколько их полезет в примечания в конце томика, чтобы выяснить — докопались ли киплинговеды до того, о каком-таком шведе там говорится и кто и когда о нём писал?! И сколько их, не найдя ответа в этом томике, полезет в другие киплинговские издания? Это при наших нынешних возможностях такого поиска... Вот так-то...

Далее на той же странице:

Наконец, всей мировой наукой признаны данные о славянах, содержащиеся в трудах византийских авторов: “Войне с готами” Прокопия Кесарийского, “Истории лангобардов” Павла Диакона, “Истории” Феофилакта Симокатта и др. Речь в них идёт уже о событиях раннего средневековья, когда варвары в результате победоносных войн разгромили римские войска, перешли вместе с многочисленными армиями через Дунай и вторглись в пределы империи. Такие события не могли пройти мимо внимания византийских летописцев и нашли подробное отражение в литературе. Так, например, у Прокопия Кесарийского один из разделов книги рассказывает о том, как “славяне опустошают Иллирию”, другой — как “славяне переходят через Истр и Гебр, прогоняя римлян”, а третий “о нравах славян и антов”. Славяне были одной из главных сил варваров, разрушивших западную империю и покоривших Рим. Однако это было уже в V - VI вв. нашей эры, когда выходцы из “венетов”, “антов” и “скифов” стали известны как “склавины”.

Я не случайно выделил в тексте слова “варвары” и “римские”. И варвары уже были идентифицированы как славяне, и войска были уже не римские и даже не восточно-римские, а ромейские — империя Юстиниана уже может называться Византийской, только вот сами византийцы себя так не называли, а звались они ромеями. А западная империя погибла в 476 году без участия славян в её сокрушении, разве что какие-то отряды были задействованы в походе Аттилы в Галлию, откуда ему пришлось уйти несолоно хлебавши.

Далее — писать утвердительно, как о чём-то уже доказанном, о «выходцах из “венетов”, “антов” и “скифов”» — приём грязный, подобный известной ныне рекламе при помощи 25-й строки. Вторжение в подсознание читателя. Этот приём Тулаев использует вплоть до самого конца книги. Вот — стр. 124, самое начало главки “На вершине”:

Итак, мы знаем, что предки славян обитали в Европе: вдоль судоходных рек, в долинах Альп и Карпат, на побережье Балтики, Средиземноморского (?) и Чёрного морей...

А ведь разборка мною всех подобных утверждений покажет, что далеко не все авторы, поминаемые Тулаевым, это предполагают и тем более могут свои предположения обосновать — сам Тулаев то и дело оговаривается, что он-де сообщает о разных точках зрения, но пока что абсолютной уверенности ни в одной из них нет, И тут же провозглашает, что именно вездесущность славян есть истина абсолютная. Оговорки у него разные и невнятные, а повторы одинаково бравурные и победоносные...

Отметим также, что ни одного из упомянутых на 12-й странице авторов я не собираюсь упрекать во лжи. Они действительно упоминали славянское вторжение во владения Восточно-Римской империи, тогда ещё не получившей название Византийской, так что даже население по подданству именовалось “римлянами”, хотя было скорее “ромеями”, то-есть “романизированными”, римлянами переделано было на некий общий римско-имперский манер, так что позже византийские авторы употребляли именно термин “ромеи”. А немецкие, скажем, авторы XIX - XX веков неслучайно употребляют два термина: собственно-римляне (“рёмер” произносится это по-русски) и романизированные (произносится как “романи”).

Далее — наиболее раннему автору из перечисленных — Прокопию Кесарийскому пришлось, пожалуй, первому собирать и публиковать хоть какие-то данные о неведомом до того народе. “Вещь в себе” лишь после его сообщений становится “вещью для нас”. Об этом Тулаев скромно умалчивает.

Далее — и Прокопий, и Феофилакт Симокатта писали именно о вторжении славян на Балканский полуостров. Павел Диакон же писал об истории народа лангобардов, обитавшего севернее Дуная и имевшего славян в близком соседстве, но позже вторгшегося в обезлюдевшую после жесточайшей многолетней резни между остготами и италийцами с одной стороны и армиями Юстиниана с другой стороны Италию, да так и не сумевшего её захватить всю, так что королевство лангобардское напоминало весьма дырявое одеяло. Славяне у него поминаются лишь постольку-поскольку, не более. И было это уже в последней трети шестого века, когда Византия уже была так занята защитой от славян и других любителей чужих земель, что ей стало не до защиты столь трудно приобретённой италийской земли, и тамошнее уцелевшее ещё население вкупе с брошенными на произвол судьбы имперскими гарнизонами отбивалось от новой волны варваров самостоятельно.

Так о каком же участии славян в “разрушении западной империи и покорении Рима” пишет в данном случае Тулаев? Это бред сивой кобылы или бред собачий? Или сплав их обоих? Да нет, это никакой не бред, а обычный для таких псевдоисториков приём. Впрочем, не только историков. Геббельс, к примеру, историком не числился, но именно в таких вот приёмах был мастером несомненным и даже теоретизировал по этому поводу. Возможно, что Тулаев его читал ради повышения квалификации — это могло ему действительно помочь в таком деле.

На той же странице в следующей главе Тулаев ссылается на Нестора-летописца, автора самой ранней из дошедших до нас русских летописей, а Нестор действительно поминал славян в перечислении “народов, принадлежащих к семени Яфета, родоначальника одной из групп племён, которые, согласно Библии, расселились после Потопа на севере и западе”.

Так ведь в Библии мы о славянах ничего не найдём, а Нестор был русским летописцем, так что он ли, или авторы более древних русских летописей, до нас не дошедших, но явно бывших (их сумели и в несторовском тексте выделить) — всё равно, следовательно, кто именно первый это сделал, но кто-то просто обязан был всунуть себя и своих в общий перечень народов, и притом именно в число древнейших, отстаивая свою аристократичность, родовитость. Это общее правило для таких Несторов-первопроходцев, за соблюдение коего упрекать их было бы кретинизмом. Но не учитывать их первопроходческого уровня знаний тоже было бы либо дуростью, либо умышленной подлостью, минированием троп будущего для не только своих, но и для человечества в целом.

Далее — на стр. 18 — мы встретим ссылку на Татищева.

Это такой же первопроходец в российской исторической науке. И выводы его — тоже “первопроходческие”, а потому нынешние историки с благодарностью выписывают из его трудов выдержки из документов, известных ему, но не дошедших до нас, а к его самоличным выводам относятся именно как к потугам первопроходца, достойным похвалы за затраченную энергию, но не достойным чрезмерного доверия. Ибо он обречён на ошибки. Как и всякий Колумб или Марко Поло.

За что лично я уважаю старых арабских историков — за то, что дают подробнейшее обоснование своим сообщениям: “узнал оттуда-то, из книги такого-то, а тот — от того-то, а тот в свою очередь от тех-то и тех-то”. Да что возьмёшь с меня-еврея и с тех арабов — семиты же, а не славяне, им по их недочеловечности требуются оправдания, но Тулаевы и прочие Йожки Шавли — славянские прокуроры голубых кровей, и в такой адвокатуре не нуждаются! Они всегда правы и всегда требуют высшей меры для своих (в похвалах) и для чужих (в наказаниях)...

А пока вернёмся на стр. 12:

“Спустя много времени, — пишет Нестор в хрестоматийном фрагменте, — сели славяне по Дунаю, где ныне земля венгерская и болгарская, и от тех славян разошлись славяне по земле и прозвались именами своими, где кто на каком месте сел... Волохи напали на славян дунайских и поселились среди них и потесняли их, славяне же эти перешли и сели на Висле и прозвались ляхами...”

Вот тут выписка из несторовой летописи очень честна — автор пишет уже о том, что в славянской памяти вполне могло остаться. Но что особо интересно для читающего тулаевскую книгу — получается, что заселение Польши ляхами — предками и доныне существующих поляков, и позднее перебитых или онемеченных лютичей — дело позднейшее, причём имевшее причиной давление на славян неких “волохов”. То-есть речь шла отнюдь не о вольном разгуливании славян по Европе и прихватывании территорий, которые им по душе пришлись, но и давлением на славян неких сил, в данном случае “волохов”. Кто они, эти волохи? Нынешняя Румыния состоит из Молдавии, Валахии, Добруджи и Трансильвании. И язык румынский имеет ряд диалектов, причём в трансильванском больше венгерских слов, в молдавском — славянских, в наиболее доступной кочевникам Добрудже — тюркских. А вот валашский — наиболее близок к понятию “румынский”, ибо считают себя румыны потомками римлян. Увы, не римляне из долины Лациум в Италии, а каторжане-переселенцы, согнанные со всех концов Римского Мира в расположенный в опустевшей Дакии римский ГУЛАГ, являются их предками. Аналогом такого ГУЛАГа была и римская армия. Не зря один из персонажей гашековского “Швейка”, требуя от солдат-чехов говорить по-немецки, орёт, что “Попробовал бы в римских легионах кто-то заговорить по-этрусски — господа римские офицеры показали бы ему кузькину мать!” Так что неслучайно румынский язык ближе к латыни, чем французский или испанский... Плюс романизированные уже этими гулаговцами потомки местных племён. Но все они говорили именно на латинском языке, первично бывшем языком лишь обитателей долины Лациум, но позже ставшем языком мирового уровня, и именно их, латиноязычных то-есть, славяне называли волохами. А позже так называли солдат-наёмников из Франции или Италии, в общем — из стран латинского языка. Скажем, в “Потопе” Сенкевича можно найти упоминание о них. И более чем возможно, что и выходцы из дунайских княжеств Валахии и Молдавии поначалу в них преобладали, а потом были размыты пополнениями из более крупных латиноязычных стран. Как складывавшиеся из беглецов отовсюду казачьи войска постепенно начинали получать пополнения главным образом с украинской или с русской территории, и всё более становились родственными именно этим землям в этническом смысле.

Однако значение “используемости” данного термина в разное время бывает различным. А.Г.Кузьмин в своей прогремевшей в своё время статье «”Варяги” и “Русь” на Балтийском море» (журнал “Вопросы истории”, № 10 за 1970 год) на странице 31 отмечал, разбирая другую цитату из того же несторова труда, что под волохами летописец явно подразумевал франков, в своё время побивших авар и включивших ядро их владений — Паннонию — в свою империю, но позже выбитых оттуда венграми. Однако Кузьмин добавляет, что и Франкская империя, и Священная Римская империя считали себя наследницами, политическими преемницами Древнего Рима, а значит — может быть, именно поэтому этноним “волохи” до сих пор у поляков и чехов связывается с Италией.

Но мы ещё столкнёмся с привязкой этого термина к кельтам. То-есть к древнему населению в первую очередь той Галлии, которая позже стала Францией — землёй франков, племени германоязычного. Но также и с теми территориями, которые были в своё время кельтизированы и память о тогдашнем их этническом заполнении дошла до того или иного летописца — скажем, в уцелевшей книге, а он, не мудрствуя лукаво, и ляпни: “волохи” о нынешнем её совсем уже ином населении. Тоже ведь повсеместен такой дрейф названий. Скажем, Иван Грозный, ведя свой род от не существовавшего никогда брата Октавиана-Августа по имени Прус, зная притом, что в Пруссии его времени немцы живут, а об истреблении пруссов тевтонскими рыцарями, видимо, не ведая, гордо заявлял: “мы — немцы” (не о подданных своих, а о династии своей). А нынешние Гана, Мали и Бенин никак не связаны с былыми империями и городом-государством — совсем не в том месте находится каждое из этих трёх государств.

Кстати, Мария Семёнова в своём “Волкодаве”, изображая народ, явно схожий с земными кельтами, именует его “вельхами”, что очень близко опять-таки к “волохам”. Нам это тоже стоит учесть, ибо Семёнова — историк высокого класса, хотя предпочитает писать не монографии, а романы и повести, но — наиболее близкие к идеалу в приближении к истине, а не к той или иной злободневной потребности.

Но — как ни объясняй — кто такие “волохи”, а факт позднейшего по сравнению с выходом славян на северный берег Дуная появления славян у Балтийского моря здесь указан. И это бы Тулаеву и отметить — а он будет славян и праславян всюду совать, в том числе и к Балтике, так что получится у него, что славяне на славянах сидели и славянами погоняли по всей Европе и во все времена.

Стр. 14

В разделе происхождения “языка словенска” от племени Иафета специально уточнено: “норики — это и есть славяне”.

Стоп! Вот мы и до Норика добрались. Только вот нужно уточнить — это во времена Нестора население Норика говорило на славянском языке. “Есть славяне”, а не “были, есть и будут”. Именно так. Но вот Тулаев — мы это ещё увидим — эту фразу приводя, будет её истолковывать на второй лад, а не на первый. Так что придётся нам ещё именно к этой цитате и к этому ответу на неё возвращаться.