О книге П.В.Тулаева “Венеты: предки славян”. Часть 3

стр. 30

Собственную концепцию прародины русских предков предложил историк А.Г.Кузьмин. Автор серии публикаций по данной теме, популярной биографии В.Татищева, составитель хрестоматий “Златоструй. Древняя Русь X - XIII веков” (Москва, 1990), “Славяне и Русь: проблемы и идеи” (Москва, 1999), потратил немало сил на исследования западноевропейских Русов и Ругов эпохи средневековья. Кузьмин доверяет летописной традиции и привлекает свидетельства не только русских, но и зарубежных авторов, таких, как Иордан, Саксон Грамматик, Адам Бременский. Он считает, что первоначальной прародиной славян на Руси был Норик — область Нижней Австрии и северо-западные районы Югославии. В северном Норике он видит Ругиланд, “отечество Ругов”, чьё имя, по его мнению, позже было перенесено на Руссию и Россию.

Ну вот, теперь уже дошло до моих личных счётов с Кузьминым, уже однажды мною упомянутым. Та статья Кузьмина, которую я выше упомянул, «”Варяги” и “Русь” на Балтике», была мне известна, и я её даже вырезал из подвернувшегося номера журнала “Вопросы истории”. Очень она мне была интересна, ибо касалась именно ругов. Я-то полагал, что руги — германцы, ибо в книге немецкого историка Шмидта “История немецких племён до начала Великого переселения народов”, вышедшей в Мюнхене в 1934 и 1938 годах (соответственно первый и второй том), руги имеются. К тому же имена их королей были вполне подходящими, а уж принц и вовсе был Фредерик. Но в той кузьминской статье ставилось под вопрос германоязычие не только ругов, но и вандалов, герулов, лангобардов. В то же время он отмечал в Прибалтике кельтов, сарматов. Даже кимвры оказывались потомками не то киммерийцев, не то скифов, смешавшихся с кельтами. Видно было, что человек этот относится к “возмутителям спокойствия” и способен к широкозахватному мышлению. Именно у него я нашёл акцентирование на сведении, что были у балтийских славян племена, где каждый человек говорил на двух языках — славянском да виндальском, то-есть вандальском. И следовательно, вандалы — не славяне? И руги — тоже? Нет прямого утверждения, но зато есть сомнение в том, что они — германцы. Значит, кельты? Но — имена? А он и тут приводит сообщение, что племена из разных языковых семей заимствуют друг у друга имена, так что вандал Гейзерих и руг Фердерух — дядя упомянутого Фредерика — вполне могут быть хоть сарматами, хоть кельтами по крови. Поскольку высказаны сомнения в их славянских или германских связях... Но сарматы — очень уж конники, к тому же совершившие революцию в вооружении, а потому их опознать куда проще, чем кельтов, на редкость переимчивых от природы и способных хоть ославяниться, хоть огерманиться, в то же время оставаясь самими собой. То-есть сохраняя свойственные именно кельтам, а не германцам или славянам черты характера.

Итак — статья Кузьмина была полна не утверждений, а сомнений и подкрепляющих эти сомнения фактов, которые сами по себе порознь не были крамолой, но, будучи собранными воедино, ею становились. Честно говоря, я не уверовал в его мнение, что князья языческого периода Киевской Руси были по совместительству и верховными вождями Руси Балтийской. Как это они ухитрялись исполнять свои обязанности в землях поморян, бодричей и лютичей, в Киеве сидючи или вообще шляясь с войсками по “вокруг-Древнерусским” пространствам? Телефона-телеграфа тогда явно не было, да и детали тогдашних радиопередатчиков и приёмников тоже пока не найдены. Но для меня были важны именно его сомнения и попытки их обосновать. А что до кровной принадлежности упомянутых племён, так я уже знал, что бывшие венгры на реке Белой, на языке угорской группы говорившие, заговорили на языке тюркской группы и стали башкирами, а сам я, хоть и еврей по предкам, отродясь говорю и думаю по-русски. И до десяти лет полагал себя именно русским, пока не объяснили, что я жидёнок... Не мне одному — тем самым уменьшив число людей, полагавших себя русскими, очень качественных людей, кстати сказать... А уж в той кровавой каше, которая заварилась ещё с момента вторжения готов и гепидов из Скандии в Южную Прибалтику и движения их вслед за бегущими племенами в Северное Причёрноморье, смена языков, имён и обычаев стала средством выживания сперва для единиц, а там и для целых племён — ведь старые-то боги и родные земли, воды и небеса не спасли, а выжить всё же было необходимо. Тут и кровным первородством поступишься, и язык более сильного соседа переймёшь, а дети и тем более внуки твои его родным сочтут...

Так что мне это было, в общем, “до лампочки” — какой они крови. Не возражая против информации об этом, я не фиксировал на данной проблеме свой интерес. Меня интересовали их дела и те причины, которые заставляли их поступать именно так, а не иначе. Зато при своей работе над “Житием святого Северина” я смог подробно разобраться с судьбой тех ругов, которые контактировали с Северином и чья территория звалась Ругиланд. “Это будет новостью для Кузьмина — решил я. — Надо отыскать его. Пойду в “Вопросы истории”, они его печатали, они и адрес с телефоном знать должны”. Найти его оказалось проще простого — он был заместителем главного редактора этого журнала. Но... брать у меня главу о ругах для публикации не захотел. “Вот если бы Вы всю историю ругов мне принесли...” Честно говоря, я ошалел тогда. Очень уж меня подкупили его размышления и сомнения, и просто в голову не смогло придти, что когда-нибудь буду плеваться при чтении его статьи в “Молодой гвардии” о чивилихинском романе-эссе “Память” и при сообщении, что он возглавляет общество “Отечество” — вроде “Памяти”, но поинтеллигентней, где не говорят “заткнись, зараза”, а говорят “умолкни, инфекция”. Впрочем, прочитав в его ”Падении Перуна” об ирландских крестителях европейских варваров, о третьей христианской силе эпохи того падения, я опять было его зауважал. И книгу ту до сих пор ищу... Но вот Тулаев приводит кузьминское утверждение о прародине ругов в Норике и северо-западной Югославии, я лезу опять в ту статью и обращаю внимание на то, что:

“руги (роги) — одно из значительных объединений в рамках гуннского союза, в V в. существует племенной союз ругов на реке Мораве (Ругиланд), вместе с вандалами они оказываются в Северной Африке. Но как и во многих других аналогичных случаях, со старых мест снималось не всё население, а только часть его. Как раз на Балтике Иордан называет “раниев” и “ругиев”, выделяя особо “ульмругов”, то-есть островных ругов”...

М-да-а-а... Ну — был в пятом веке, в самый разгар Великого Переселения народов, когда на месте долго не задерживались, какой-то Ругиланд — где? — на Мораве? Пусть хоть и на ней. Только Морава — не в Норике. Норик — это Австрия к югу от Дуная и к западу от Вены. А Морава — в Югославии. Но где сказано, что он был “отечеством ругов”, то-есть по крайней мере “одной из прародин ругов”? Именно отечеством и именно ругов, а не славян, чёрт побери?! Ведь “отечество” — это именно “земля отцов”, предков, то-есть — именно прародина... И руги — сам же это утверждает — обитали, по Иордану, на Балтике. То-есть “в огороде бузина, а в Киеве дядька” получается... Даже много бузин и много дядек, причём не только в Киеве...

И начинаю сравнивать со своей работой, где судьба ругов прослежена мной достаточно чётко. А когда шёл к нему — не догадался посидеть над сравнением... В том-то и дело, что никакого Ругиланда на Мораве не было и быть не могло. А также и в Норике! Норик примыкал к Дунаю с юга, а руги, появление которых близ Норика подробно описано Евгиппием и Иорданом, сведения коих стыкуются очень точно, обосновались на северном берегу. Не на римской территории, а на исконно-варварской, но — не ругской! Были здесь кельты ”бойи”, откуда и название Богемия, были германцы и возможно — не только германцы, — маркоманны (термин явно новый, обозначивший просто “пограничников”, то-есть нечто вроде орды или казачьего войска, собранного из отборных осколков погибших племён и извергов и изгоев из племён более глубинных по отношению к римскому рубежу, без указания кровей и языков), ругами же здесь до Великого Переселения и не пахло! А когда уж появился здесь Ругиланд, то ставка короля Флакцитея и его преемника Фелетея (он имел также имя или прозвище Фева) находилась в районе нынешнего Кремса на северном берегу Дуная аккурат напротив монастыря, созданного Северином возле норикского города Фавианиса (нынешний Маутерн) на южном берегу великой реки. Ругиландом стала (а не была с незапамятных времён) северная часть рассечённого Дунаем напополам “Тульнского поля” — последней относительно широкой части Дунайской долины, если подниматься против течения. Это подобие зоба на пищеводе птицы — с востока вход только по течению реки, потом расширение, а к западу опять сужение до самой воды. Окаймлено это “поле” с севера невысокими, но труднопроходимыми горушками, из коих наивысшая — Бизамберг у самой реки, а с юга — хребтом Венский лес. Впрочем, если бы существовала только эта преграда — Ругиланд бы не выстоял три десятилетия, но восточнее развалин тогдашней Виндобоны (будущей Вены) на южном берегу сперва требовалось преодолеть “Литавские верхи“, а потом прорезанное системой притоков Дуная “Каменное поле”. А на северном берегу — эти же “Литавские верхи“ переходят в Малые Карпаты. Большую силу здесь было не удержать, а вот малую было можно, а средняя не хотела нести потерь и становиться малой. Кстати, ругам нелегко далось проникновение в эту природную крепость по северному берегу — тут уже были хозяева, шайки скамаров, тогдашнего аналога первичных казачьих шаек, ещё не ставших единым войском. В основном это были осколки погибших при походе Аттилы в Галлию родов, особенно лангобардских, потому и слово это лангобардское... Не помоги ругам Северин информацией — погибло бы племя.

Ну, а к берегам Моравы ругов привязало чистое недоразумение: когда остготы, подталкиваемые Восточной империей на Одоакра, двинулись вверх по Дунаю, то обе силы имели свои виды на ругов и потому кто-то, не Кузьмин, скорее всего, поместил ругов как раз между этими двумя силами, аккурат посередине, то-есть на Мораве. Историк Сиротенко, к примеру, в книге “Введение в историю международных отношений в Европе во 2-й половине IV - начале V вв.”, (Пермь, 1975, на стр.218) привязал ругов к “берегам Дравы и Савы” абсолютно с такой же точки зрения... Он, этот кто-то, как, впрочем, и Кузьмин, и Сиротенко, даже на простую карту не посмотрел, не то что на подробную физическую. И не разместил на той карте тогдашние племена, сыгравшие свою роль в те кровавые годы. Сделай он это (как сделал это я) — он просто не нашёл бы другого места для Ругиланда. И очень много других ошибок бы не совершил, а многого бы добился.

Те руги, которые имели дело с Северином, это лишь часть племени, которое было сбито со своих земель готами ещё во время их броска из Скандии в северное Причерноморье. Да, ушли не все. Кто полёг на месте, кто укрылся в лесах и болотах южной Прибалтики, да и на Рюгене явно было, кому при ославянивании сохранить язык, похожий на “виндальский”, но ушли многие — и из соседей тоже. Готско-гепидский десант смёл целый ряд племён — вандалов, герулов, бургундов, лангобардов, например, и мог бы оставить вообще зону пустыни, если бы дорога в причёрноморские земли не была явно заранее разведана — очень уж бодро прошли готы с гепидами эту дорогу, на которой бегущие от гнавшейся за ними смерти племена должны были сожрать всё съестное. Достаточно вспомнить судьбу гораздо меньшего войска шведов в Северную войну, без семей шедшего и до Полтавы дошедшего, но едва не погибшего от голода. Ругов и прочих беглецов готы догнали и господствовали над ними до вторжения гуннов, что никак не породило в них любви к своим покорителям. И потому — прав Кузьмин: в гуннском союзе руги были верными союзниками и потому гуннами ценились — как противовес тем же остготам, которые точно так же уравновешивали силу ругов и невольно делали тех верными гуннам. Но после смерти Аттилы его многочисленные дети, явно папиными талантами не обладавшие, вздумали делить союзников меж собой по жребию, и в итоге восстали все — и остготы, и гепиды, и руги и прочие племена, остготов ненавидевшие и их любовью тоже не пользовавшиеся. Возможно — и какие-то славянские тоже, но таковые в иордановом перечислении участников великой битвы не упомянуты, а вот аланы — те, которые не ушли с вандалами в Африку, те в том списке есть. Только они — ираноязычные, как и скифы, и предки аланов сарматы, и потомки оставшихся на Кавказе аланов осетины.

В битве на реке Недао в 453 году геройство ругов отмечено Иорданом такими словами, что мирные переводчики даже понять не могли, что руги переламывали дротики в собственных ранах, а не в ранах упомянутых перед ними гепидах, которые, что ни говори, в тот день считались союзниками. Воткнулся в тебя дротик, вырвать его нельзя — кровью истечёшь, а с торчащим и выворачивающим тебя наизнанку — тоже не покрутишься в чудовищной свалке. И тогда доведённые до полного самозабвения люди обламывают древки дротиков и с оставшимися в теле наконечниками снова кидаются в бой, чтобы успеть ещё сколько-то врагов прихватить. Только вот остготские вожди сумели просчитать заранее последствия победы, и руги им были после победы никак не нужны (старых обид не забудут), а потому и сумели подставить ругов под удар и не придти вовремя на помощь. Потери были такие, что негодование уцелевших обрушилось на короля и его окружение. Племя раскололось надвое и часть его ушла в земли Восточной империи, получив от неё земли у Мраморного моря, близ городов Бицции и Аркадиополя, а оставшиеся, во главе с королём Флакцитеем, попытались уйти по венетской равнине в Италию и поступить на службу в Западную империю. То-есть также уйти подальше от остготов.

Но те не только перекрыли этой части ругов путь, но и начали на остаток племени форменную охоту. Руги успели перебраться на северный берег Дуная и двинулись вдоль него на запад, явно рассчитывая переправиться опять на юг возле норикского Астуриса (нынешний Клостернойбург) и потом по внутри-норикским дорогам и через альпийские перевалы пройти всё же в Италию. Там они переведут дух, там остготы их не достанут... Но вдруг на южном берегу над Астурисом взметнулось пламя — город перестал существовать, а кроме остготов, стремившихся сорвать возможность переправы для ругов, некому было это сделать. Форсировать вслепую очень несимпатичную ограду “Тульнского поля”, явно заселённую кем-то, имевшим весьма кислую славу, Флакцитей не решился, решил выждать, и вскоре оказалось, что эта его нерешительность стала спасением. За несколько дней до гибели Астуриса туда пришёл нищий босоногий монах Северин, человек громадных способностей и эрудиции, по велению собственной совести взявший на себя ответственность за судьбу населения брошенного на произвол судьбы Римского Норика. Несомненно, он шёл туда, оставляя за собой начатую именно после этого решения разведсеть (иного слова тут не найдёшь), а потому узнал о движении остготов к Астурису. Но он не успел ещё приобрести достаточного авторитета, чтобы здесь ему поверили. А вот уйти сам — успел, и ещё по слову его ушёл приютивший его в городе и поверивший ему сторож. Только эти двое и выжили, и обоим дорога была одна — в соседний Комагенис (нынешний Тульн), где тоже только что стряслась беда — город без боя захватили скамары и население его оказалось во власти чужаков, не успев оказать сопротивления. Правда, вожаки скамаров были несомненно достойными лучшего, чем то, что вскоре с ними случилось — они заставили горожан признать их своими защитниками и явно вели дело к созданию зародыша скамарской державы. Им просто не повезло с почти немедленно пришедшим Северином — орешек оказался не по их зубам. Северин не стал говорить о происшедшем в Астурисе — это было оставлено на долю его отставшего спутника, но пообещал помощь Господа, если ему поверят и будут поступать так, как он скажет. На этот раз ему поверили — ибо подошедший чуть позже сторож сообщил о гибели Астуриса и что тамошние жители не поверили Северину и за то были наказаны, а он вот поверил — и спасён. Северин сумел раскрутить религиозный экстаз у потерявших веру в себя людей, а очень кстати случившееся ночью землетрясение перепугало скамаров, и они в начавшейся заварухе стали убивать друг друга, а жители им помогли, и город был освобождён. Вскоре была без боя захвачена скамарская шайка, грабившая окрестности города — новое “чудо” Северина (все его чудеса вполне могут быть повторены в наше время без соучастия Бога, отсюда и кавычки), — а потому по его слову пленных отпустили, и у него появились теперь верные души на скамарском берегу. О ругах (и вообще о последствиях битвы при Недао) он тоже уже знал, а потому теперь смог не только дать им информацию о положении в скамарской части Тульнского поля, но и предупредить их о трёх засадах в одну ночь на Флакцитея, метавшегося между частями вторгшегося в скамарскую землю племени ругов. В итоге не погиб Флакцитей и не погибли руги, а скамары понесли в ту ночь такой урон, что сопротивление их было сломлено и на этой земле теперь возник Ругиланд — страна ругов, а не прародина их, которой здесь быть просто не могло.

Точно так же не могли руги попасть в Африку вместе с вандалами по самой простой причине: это именно руги, как часть гуннского союза, ударили в 400 году по находившимся тогда в Мёзии вандалам и аланам, выбив их в Паннонию, а там беглецы попали под удар вырвавшегося из ловушек в Элладе, Македонии и Иллирике Алариха — короля вестготов, и вынуждены были бежать от смерти через земли Прибрежного Норика (между Дунаем и хребтом Тауэрн) и Внутреннего Норика (лежащего между Тауэрном и границей Италии по главным альпийским хребтам), то-есть по долинам меж ряда альпийских малых хребтов, протянувшихся в широтном направлении. Завалив оба Норика трупами и покрыв их пожарищами, они сумели вырваться в Рэцию или Рэтию (Швейцария и юг Баварии), но это была уже земля Западной империи, где правителем — главой всей её военной силы и советником императора-недоумка Гонория был вандал по крови, но истинный римлянин душой — Стилихон. Он сумел вышвырнуть их из Рэции в Германию на восточный берег Рейна, но был отвлечён приближением Алариха к рубежам Италии. Тот успел дойти до Медиолана (Милана теперешнего), и город дышал на ладан, когда успел вернуться Стилихон. Тому пришлось дать бой в день пасхи, что его враги объявили кощунством, и вестготы были выброшены в Иллирию, окружены и могли быть уничтожены. Но когда-то в едином ещё Римском государстве Стилихон и Аларих были полководцами императора Феодосия, им можно было договориться, поверив друг другу. Они и договорились, вестготы были приняты на службу Западной империи. Но тут вторглась 200-тысячная орда разноплемённых воинов-варваров с удачливым атаманом Радагайсом во главе. Стилихон сумел и эту чудовищную угрозу ликвидировать, но тут оправившиеся вандалы, аланы, свевы и ряд других германских племён форсировали Дунай и вторглись в Галлию, потом в Испанию, потом в Африку... Но ругов с ними не было. И быть, повторяю, не могло — уж кого-кого, а ругов бы вандалы, чей характер очень крутой был, согласно имеющимся сведениям, после событий в Мёзии к себе бы не приняли.

Почему же находятся историки, которые считают, что было то, что мне здесь приходится опровергать? Да потому что они не истину ищут, для чего необходим охват всех событий и просмотр всего, что происходило, от глубокой древности до рассматриваемых в данном случае событий, чтобы для каждой составляющей в этих рассматриваемых событиях уже были видны все “возможности” и “невозможности”. Видеть всю шахматную доску, а не вцепляться в одну фигуру и только ею ходить! Но таким, как Тулаев, требуется лишь судьба этой фигуры, причём заказанная ещё до начала исследования, а не такая, какой была на самом деле — вот в чём разница.

Когда-то мне было показано, как поставить противнику в шахматной игре мат в один ход. Нужно прижать своего короля к доске указательным и средним пальцами, а оставшимися приподнять доску и стряхнуть с неё всё — и свои фигуры тоже, только прижатого короля оставив. И снова опустить доску на стол. Твой король стоит? Значит, ты победил... Вот и Тулаев именно к такой победе стремится... Ну, хватит пока что. Лучше найдём на стр.88 тулаевской книги о Радагайсе, раз уж мне пришлось о победе над ним Стилихона помянуть.